утро проходя мимо его дряхлой «ласточки» к своему гаражу я обязательно услышу, нет, не «Доброе утро», а неожиданное «Такси надо?».
А ведь он точно знает, что и у меня есть своя «ласточка», причём новая, хотя и капризная. Знает какой гараж я сейчас стану отворять, звеня своими ключами как апостол Пётр. Он даже знает, что я ему отвечу. Знает он всё это потому как ютится он у моего гаража вот уже который год, а вопрос свой «неожиданный» он всё же задаст:
– Такси надо?
А лицо спокойное такое, невозмутимое.
Ну и я с годами выработал свою манеру и всё с той же невозмутимостью который год отвечаю:
– Не сегодня.
Вот и весь диалог. Каждое утро. Несколько лет подряд.
Вот это, я понимаю, – стабильность!
Вы замечали тик у заморских политиканов, которые физически не способны закончить свою речь не сказав в конце: «Б-же храни вас и б-же храни…"? В общем, с этим таксистом, я подозреваю, тот же самый диагноз.
Хотя с другой-то стороны: человек не теряет надежды, не сдаётся, и настырно предлагает мне свою помощь добраться до пункта «Б».
Я же, самый гуманный из всех гуманоидов, обнадёживаю его, отвечая «не сегодня». Это значит «может завтра», а «может в следующем году». Клиента нет, а надежда есть. Гуманист!
А ещё, скажу вам по секрету, когда я чего-то настырно пытаюсь добиться, а у меня это никак не получается и падают руки, я вспоминаю того невозмутимого бомбила с жёлтой «копейкой» и настырно пытаюсь вновь и вновь.
Птица-тройка
В самой средней из Среднеазиатских Республик прожигал свою беспечную жизнь молодой человек. По батюшке своему был тот крендель вовсе не русским, хотя и мыслил по обыкновению на нём, причём мыслил он не без грамматических ошибок.
Пусть и было у молодого человека прозападное мышление, но зиждилось-то оно на пылком темпераменте Востока, где наивные советские ценности всё ещё выказывали признаки жизни и тесно переплетались с изощрённой культурой Ислама.
Гремучая эта смесь, некогда порождавшая бунтарский характер нонконформиста, нынче же судорожно искала покаяние в строках.
А вот строки его уже не выстраивались как прежде стройно в ряд, словно древнемакедонские фаланги. В этих фалангах те зыбкие слова, коим выпало оказаться друг подле друга, мгновенно теряли свои силы и, как скошенные передовые шеренги, падали навзничь.
Впрочем, так было не всегда. Были времена, когда, укутавшись в мешковатый шинель и бойко меря комнату шагами, с тростью в руке и в пенсне на носу, сей прожигатель старательно штудировал Гоголя с Чеховым.
А бывало выйдет млад человек на рынок, наберёт бледно-розовых яблок, вдохнёт их блаженный аромат, цокнет пару раз язычком своим, ну и станет языком-то этим смачно торговаться с крестьянами да перекупщиками. А в речах его невольно просочится, проскользнёт замысловатый вензель классиков.
