неимоверных, титанических усилий стоит ему не только нести по жизни свой крест, но и просто сохранять внешнее самообладание. Один…
Прокурор пригорюнился. Даже смешливые, блестящие глаза его утратили обычный игривый огонёк. Ушёл в себя. Так крепко, что самый обыкновенный стук в дверь кабинета заставил его вздрогнуть от неожиданности.
Однако, он тотчас же привёл себя в надлежащее состояние, как ни в чём не бывало. И в глазах загорелся прежний огонёк, только с каким-то дьявольским, зловещим оттенком. Будто перед схваткой со смертельным врагом, что собственно было недалеко от истины.
Губанько знал, кто сейчас стоит за дверью. Знал наверняка. Он хорошо изучил этот стук. И вообще, безошибочно мог определить по характеру и манере постучаться в дверь любого из своих подчинённых.
– Входи, Юрий Николаич, – пригласил прокурор своего второго зама.
Первым заместителем был Кузьменко – не семи пядей во лбу, но более или менее преданный. А этот жучок – Лядских – был опасен для своего шефа. И Губанько хорошо это знал и понимал. Незримое, скрытое от всех противостояние началось ещё два года назад, с первых дней назначения Лядских в Междуреченскую прокуратуру. Знал прокурор и то, что "сливает" его второй зам в областную прокуратуру по любому поводу. Поставлен, а выходит, что приставлен был к нему Лядских вопреки его желанию по приказу свыше.
Не рад. Ой, не рад был прокурор такому визитёру в эти минуты, но ничего не поделаешь. Увы, пришлось изобразить доброжелательное радушие:
– Проходи, Юра, присаживайся. С чем пожаловал? – заметил, что зам не с пустыми руками.
Вошедший в кабинет Лядских задержался на мгновение при входе в кабинет, следуя этикету "штабной культуры", после чего проследовал к столу шефа и присел на стул.
– Да тут такое дело, Вячеслав Дмитрич, – начал свою игру Лядских. – В общем-то ерунда, какое-то недоразумение…
Губанько удивлённо поднял брови, что выглядело вполне натурально. На деле же, поскольку прокурора уже почти ничем удивить было невозможно, этот трюк с бровями он проделал, как всегда, по-актёрски.
Театральности им обоим было не занимать. Оба чуть заметно, но любезно улыбались и глядели открыто друг на друга, наигранно простодушно хлопая ресницами.
– Недоразумение? – переспросил Губанько, в первые же секунды почуяв какой-то подвох – слишком уж победоносно выглядел его зам, как ни пытался это скрыть.
– Сытник приняла сегодня почту. А среди прочего – конверт. Вот этот, – продемонстрировал принесённое. – В нём ни писем, ни записок. Только вот что, – вытащил из конверта те самые две пайки хлеба и показал шефу, как это обычно делают следователи, когда предъявляют упёртому обвиняемому неопровержимые улики.
Брови прокурора опять поползли вверх, но уже не театрально, а вполне естественно. Он еле заметно побледнел, но, совладая с эмоциями, спросил твёрдым голосом, даже как бы равнодушно:
– Ну
