научится через 12 лет, но первую попытку будет помнить всегда).
Почему ты это делаешь? Зачем пьешь?
Он знал: ни о чем подобном спрашивать нельзя.
Подрастешь и поймешь.
Оскар это слышал. Только не мог припомнить от кого.
Шторы взлетели вверх. Мама зашевелилась.
– Налейте мне тоже, – пробормотала она и в следующую секунду захрапела.
* * *
Он смутно слышал падение капель крови на пол – капель жизни с опущенной руки. Его лицо напоминало лицо манекена из витрины универсального магазина; глаза были пусты, но он не потерял сознания, а как бы медленно плыл по течению, дрейфовал в окружении странного, наэлектризованного спокойствия. Мысли тоже плыли, смешиваясь с восхитительным потоком облегчения.
Ее Величество Боль, ворча и огрызаясь – отступила.
За долгие годы они полностью переплелись, стали сиамскими близнецами со сросшимся позвоночником, но Оскар этого не понимал (или не хотел понять) и до сих пор не оставлял жалких попыток выгнать Королеву из дворца.
Да, ей приходилось подчиняться и исчезать в тайных коридорах, которые были прорыты после того, как она поселилась в голове Оскара; прятаться в «берлогу», где она наслаждалась страданиями человечка. Но, ты ошибаешься, Оскар. Нельзя изгнать Ее Величество из королевства безнаказанно. Вот посиди и подумай, кто здесь главный!
Он знал ответ, но предпочитал не углубляться в подробности. Одно дело – знать, а другое – вникать в скрытый смысл. Вникать не хотелось потому, что все казалось слишком мрачным.
Оскар пошевелил окровавленными пальцами.
Это началось в шесть лет.
Оскар сидел в своей комнате на кровати. Просто сидел, уперев локти в колени, уткнув подбородок в грязные ладошки, и смотрел, как за окошком танцевал и кружился снег. Глаза малыша были пустыми, как у человека, который вот-вот упадет в обморок: он находился между явью и сном, но соскользнуть в объятия Морфея мешали смех и вопли.
Орал телевизор. Играла радиола. Пьянка достигла апофеоза.
Множество вечеров мальчик лежал, накрыв лицо подушкой, и слушал затяжные концерты, пытаясь уснуть – иногда это помогало. Но сегодня яростные звуки доносились до его ушей и через нее.
Хриплый, скотский от выпитого голос прорычал:
– Сука. Сука, вонючая, сейчас ты огребешь!
Оcкар вскочил с кровати, подкрался к двери и приложил ухо. Его сердце колотилось как у кролика. Так и есть. Опять начинается.
Послышался шум борьбы и звон посуды.
Малыш выбежал из комнатки и, путаясь под ногами взрослых, попытался остановить побоище.
– Пожалуйста, перестаньте драться! – закричал он, похныкивая от страха. – Не надо. Не делайте этого!
Его призыв не услышали. Собутыльники, тяжело дыша и ругаясь, сцепились
