Что мне ещё сделать?.. Постоять на голове, помахать руками, попрыгать?.. Точно – сейчас мы все попрыгаем!..
Атмосфера в комнате накалилась. И тогда мисс Сильвия, всё время молчавшая, вдруг сказала:
– Надо начать всё сначала… Давайте посмотрим, что мы имеем…
И она достала мешочек покойного отца.
На свет опять были извлечены кружева, забытые всеми, как явная безделица. Моток развернули и тщательно рассмотрели. Это были самые обычные довольно широкие брабантские кружева длиною чуть более фута. Искусной рукой юной кружевницы в вязь кружева была вплетена золотая площёнка – тонкая нить из золота, которую отбили ювелирными молоточками, отчего она поблёскивала неодинаково. Но площёнка виднелась только в середине кружевной ленты, а по краям золотое плетение обрывалось, будто осыпалось. К тому же кружево было безнадёжно испорчено: в середине кружевного полотна, среди площёнки, виднелись разновеликие дырочки, словно сожжённые искрами треснувшего от невыносимого жара полена. Что же, очень естественное дело, когда сидишь рядом с камином…
Кружево покрутили ещё немного, а потом капитан и Томас Чиппендейл распрощались с дамами. Капитан был задумчив и сосредоточен. Томас уходил, весь переполненный мыслями о завтрашней работе: он перебирал в уме список инструментов и материалов, которые ему понадобятся. Миссис Трелони пошла к себе явно под впечатлением новых фактов и каких-то своих соображений.
А мисс Сильвия была просто в отчаянии, белый свет ей был не мил: она заметила, что капитан Линч разговаривал всё время только с матерью и за весь вечер не посмотрел на неё ни разу…
Томас и капитан молча шли к порту по тёмным улицам. Потом капитан, не говоря ни слова, остановился, подошёл к светящемуся окну таверны и вытащил из-за обшлага письмо восхитительной миссис Белью. Оно было написано лёгким изящным почерком и надушено. У капитана от этого щемящего аромата что-то сжалось внутри. Содержание было такое: «Мой сказочный! Ты вернулся, а между тем даже не написал мне ни строчки, ни словечка… Я начинаю сердиться… Если ты хочешь загладить свою вину, приходи завтра ко мне. Муж уезжает в имение на несколько дней, с собою берёт всю прислугу. Со мною останется только Сьюзен, моя горничная… Надеюсь, твои оправдания будут такими же весомыми и пылкими, как всегда. Твоя М.»
Прочитав письмо, капитан грустно улыбнулся и, скомкав бумагу в тугой шарик, бросил на замусоренную землю под окна. Томас по своему обыкновению ничего у друга не спросил. Не то, чтобы Томас был невнимателен к делам капитана, нет. Просто всё внимание его всегда будто было поглощено чем-то таким, что и сказать, право, затруднительно. Да и он сам – проси его, не ответил бы на это ничего.
Когда друзья прилично отошли от таверны, из уличной тьмы появился некто в чёрном плаще, подошёл под окна, наклонился и, что-то явно подобрав с земли, в тот же миг опять растворился в темноте.
****
