воды и сока свежих хвоинок.
Сесилии осточертел этот запах. Но она снисходительно улыбалась, скрывая своё раздражение, и тогда Вальтер улыбался ей в ответ, пряча за улыбкой грусть и тоску. Он сознавал, что повинен в том положении, в котором оказалась его семья, но ничего предпринять не мог. И только взгляд жены, горящий пламенем мягкого укора, напоминал ему о былых ошибках.
Вот и сейчас, сидя у изножья кровати, она смотрела на него так же.
– Что? – спросил Вальтер, шутливо выпучив глаза. Моргнув, он растянул искусанные губы в усталой улыбке и, затворив дверь, стукнул каблуками тяжёлых ботинок по деревянному полу. – Кто кого обидел?
Джейн робко выглянула из-за плеча матери.
– Я не хочу спать, – живо пробормотала она, заметно повеселев. Карие глазки, куда более тёмные, нежели у её отца, быстро забегали по бревенчатым стенам. – Я хочу продолжение истории!
Вальтер приблизился, склонился над дочерью и ласково потрепал её по волосам своей мозолистой ладонью. Он нацепил пахнущий древесной смолой и дыханием хвойника башлык на детскую голову и громко хохотнул, надув крепкую грудь колесом. Меховая шапка с широкими завязками сползла на светлый лоб, закрыла глаза. Джейн фыркнула, поправила тёплый убор и рассмеялась. Башлык насквозь пропитался отцовской любовью и заботой, девочка вполне могла бы уснуть в нём, чтобы запечатлеть в памяти родное тепло, но недосказанность вкупе с любопытством вынуждала её бодрствовать.
Сесилия вслушалась в звенящий смех дочери. Тонкий, как пение колокольчика, приятный уху, он сочился искренней, приторно-сладкой радостью, как сочатся мёдом пчелиные соты. С белой завистью и сердечным трепетом Сесилия любовалась Джейн, с невыносимой болью предвещая, сколь сокрушительной и невосполнимой будет утрата детских надежд.
Мир, созданный Богами, был чист и непорочен до той роковой секунды, когда на его поверхности зародилась жизнь. Жизнь дала начало длинной веренице грехов, поломанными судьбами уходящей вдаль, за пределы действительности, которую мог постичь несовершенный разум смертного существа.
Сесилия с улыбкой скорбящей, убитой горем женщины смотрела на Джейн, протягивающую к Вальтеру руки в невинной просьбе обнять её. Когда-то и она, Сесилия, благородная эльфийка и умелая чародейка, чувствовала такое же счастье всеми фибрами своей чуткой души. До брачной рутины струны её естества дрожали переливчатой мелодией от мимолётного поцелуя возлюбленного, теперь же какая-то надорванная леска едва-едва дёргалась за рёбрами при виде светозарного лица её дочери.
Образ Вальтера серым грузным пятном маячил на периферии померкшего взора. Он просто был: поддерживал в трудную минуту, оберегал, холил и лелеял в своих крепких руках. Скучающе подперев голову рукой, Сесилия разглядывала смуглое, поросшее колючей бородкой лицо мужчины, некогда бывшего белоликим красавцем с чистым и гладким подбородком.
