квартета. Но тут она ощутила странное покалывание в лопатках, так что повернула голову. К ней шел будущий муж.
Глазами она словно схватила его образ и приняла в себя. Мускулистые ноги. Прекрасные ноги. Ни один англичанин не мог с ним сравниться. Широкая грудь, а плечи еще шире, благодаря пледу, наброшенному на одно плечо.
А лицо… Грубоватое, никак не прекрасное. Лицо воина с сильным подбородком. Но самой удивительной чертой были глаза. Никакой в них учтивости: только огненная жажда обладания.
Эдит неожиданно почувствовала себя так, словно Гауэйн смотрел прямо сквозь нее. Словно он глядел ей в душу и видел настоящую женщину.
Сердце билось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.
Герцог опустился на колено перед невестой, взял ее руку, стянул перчатку и поцеловал пальцы.
У Эди на секунду закружилась голова. Простое прикосновение его губ было чувственным обещанием. Такой поцелуй рыцарь дарит леди, прежде чем умчаться галопом на ее защиту. Такой поцелуй придворный дает королеве своего сердца. Кинросс унизился перед ней. И все же, опустившись на колено, только утвердил себя как человек, рожденный командовать.
Но тут он поднялся… Как Эди могла не заметить, что этот мужчина размером с шотландскую сосну? Возможно, и заметила. Но краем сознания. Она не видела, что он такой большой. И безжалостный.
Гауэйн выглядел именно как мужчина, который встречает женщину и немедленно решает на ней жениться. И отнюдь не из практических соображений.
Сама идея была абсолютно шокирующей… и восхитительной.
– Леди Эдит, – сказал он, и она вспомнила этот шотландский выговор. Мурашки забегали по ее коже, как от любовной песни.
– Предпочитаю, чтобы меня назвали Эди, – ответила она, забыв отнять руку без перчатки. И тут же воскликнула: – У вас рыжие волосы!
Его правая бровь взлетела вверх.
– И всегда были.
– Никогда не любила рыжие волосы, – ошеломленно пролепетала Эдит, потому что эти волосы… эти волосы ей нравились. Цвета черненой стали, с огнем, горящим в глубинах. Цвета притушенного угля ночью.
Его смех прокатился по комнате, и окружающие, словно по сигналу, отвернулись, рассудив, что драма подошла к концу.
– Вы не знали, что у меня рыжие волосы, а я понятия не имел, что вы музыкант.
– Я играю на виолончели, – пробормотала она.
– Что это за инструмент? – нахмурился он.
– Как? Вы не знаете?
Стантон посмотрел ей в глаза и снова рассмеялся.
– Подозреваю, вам многому нужно научить меня, леди Эдит.
Эди нахмурилась:
– Вы шутите или действительно не знаете, что такое виолончель?
– Я очень мало знаю о музыке в целом. Моя бабушка не одобряла легкомыслия, и боюсь, что музыка подпадала под эту категорию.
– Музыка – это не легкомыслие.
– Она считала, что музыка для
