обручен.
Обручен.
Мимо прошла все та же официантка, теперь с целой открытой бутылкой шампанского.
– Можно мне? – попросила я.
Она взглянула на меня с состраданием и протянула шампанское. Я бросилась вон из зала в ближайший туалет, там плюхнулась на пол у дальней стены и сделала большой глоток прямо из бутылки.
Крейг обручен! Я опоздала. Ну не смешно ли? Приперлась, как дура, в этом идиотском платье – вообразила, что, увидев меня, он тут же падет к моим ногам и дальше мы будем жить долго и счастливо…
Тут брызнули слезы – и я немедленно обнаружила, что тушь у Каталины вовсе не водостойкая. Не слезостойкая, во всяком случае. Хотя, наверное, Каталина не предполагала, что пользовательница попытается вывести всю жидкость из организма через слезные железы. Надо будет завтра ей сказать, чтобы увеличила долю диметикон-кополиола – тогда тушь станет более устойчивой к воздействию влаги…
Вот только с Каталиной я завтра не увижусь.
Я сняла очки, положила их на колени и разревелась от души. Рыдала и отхлебывала из бутылки, отхлебывала и рыдала, пока не осознала, что напилась вдрызг.
Еще один пункт в длинном списке сегодняшних дурацких поступков. Как я теперь попаду домой? Вызывать такси мне не по карману. Попробовала набрать Каталину – но что-то случилось с телефоном, никак не удавалось попасть по нужным клавишам. О том, чтобы позвонить бабушке и дедушке, не могло быть и речи.
Тут открылась дверь, и надо мной послышался мужской голос:
– С вами все в порядке?
Что за тупой вопрос!
– А к-как вы думаете? – всхлипнула я.
Наступило молчание. Собеседника я не видела: все поле зрения заволакивали слезы пополам с тушью, да к тому же я была без очков.
– А вы в курсе, что сидите в мужском туалете? – поинтересовался он наконец.
– Что? Это мужской?
– Писсуары вас ни на какие мысли не наводят?
Не видела я никаких писсуаров! Ничего не видела и не замечала, кроме того, что любовь всей моей жизни женится на другой.
– Не видела писсуаров. Я вообще п-пьяная, – грустно сообщила я.
– Это я заметил. Лишний бокал?
– Не-а. Лишняя б-бутылка.
Он помолчал немного, потом спросил:
– Хотите, дверь посторожу?
– П-посторожите дверь? – переспросила я, отчаянно стараясь проморгаться. – З-зачем? Она не убежит.
Снова короткое молчание.
– Могу постоять у дверей и последить, чтобы никто сюда не заходил. Чтобы вы могли спокойно… спокойно поплакать.
– Я не хочу оставаться одна! – всхлипнула я.
И вдруг поняла, что это правда. Обычно предпочитаю уединение, но только не сейчас. Позвонить Каталине не выходит: не могу набрать номер; да и что она ответит? «Я же тебе говорила!» – и так двадцать раз. Бабуля скажет, что я ее разочаровываю и что нельзя жить ради
