месяц «на подумать» от подачи заявления в ЗАГС, и вот уже на пороге он – этот день во всех смыслах моего мужества. Между тем на дворе, как писал поэт, унылая пора, но не очей очарованье, а лысые деревья, вторая половина жизни и октября. Утром ещё темно, за ночь подморозило, лужи покрылись тонким ледком, а обувь на мне ещё летняя: поскальзываюсь, хватаясь руками за воздух, – не помогает. Ну, так себе, думаю, начало, удивительно было бы травматологу ещё и покалечиться в такой день, но мой ангел хранит меня для другого. Об этом другом я тоже храню тайну, поскольку суеверен, тем более что у меня вообще сразу ничего в жизни хорошо не получается, правда, это уже вторая женитьба, что немного обнадёживает. Оттого родственники и коллеги продолжают думать, что на моём личном фронте всё как обычно – без перемен. Как говорится, расскажи богу о своих планах, а тут ответственное, если не сказать судьбоносное, решение. С утра успеваю принять: чашечку кофе, линейку, немного пациентов, парадный вид, – и к обеду, с букетиком сиреневых ирисов, трепетно жду у дверей ЗАГСа свою, без пяти минут, законную жену.
Выбор цветов неслучаен, впрочем, как и жены. Ирисы – это из-за истории с сиреневыми лисами. Где-то за пару лет до этого мы с Олей, её папой и его супругой решили совместно сплавиться по нашей уральской реке Сосьве. Родственный тимбилдинг был затеян из уважения к неписаным традициям: неприлично же встречаться с девушкой без родительского благословления. Забраться в потаённые рыбацкие уголки, про которые знал только папа–геолог, можно было, поднявшись на моторе в верховья, где и таилась секретная старица. (Клёва, кстати, как впоследствии выяснилось, там, можно сказать, не было от слова совсем.) Так вот, в нужном и самом неподходящем месте нам с папой надо было перетащить через высокий, заросший кустами глинистый берег лодки, моторы, наших женщин и всякое необходимое для их комфортной жизни в лесу барахло. Потом по старице плыть до стоянки. Было скользко и утомительно, но оно того стоило. Зеркало открывшегося нашему взору озера сливалось с небом, а мы, как в «Титанике», парили над неподвижной гладью воды между кувшинками, погрузившись в созерцание открывшихся видов. Наши тактично-практичные попутчики потарахтели на своей лодке вперёд искать место под лагерь, мы же задержались, радуясь пению птиц, аромату трав и друг другу. В мыслях было ещё покидать спиннинг в надежде на уху, но единение с природой закончилось, когда Оля, прислушавшись к себе, попросилась на красивый изумрудный берег. Выпрыгнув из лодки, она пропала из виду, а уже через несколько мгновений вся идиллия была нарушена пронзительным возгласом Олиного производства: «А-А-А!!! Сиреневые лисы!!!» Смысл послания был не столько понятен, сколько эмоционален, и я, решив, что на неё напали какие-то лисы, схватив топор, бросился на выручку. Почему они сиреневые, для меня не имело никакого значения. Моё воинственное явление с грозным вопросом «Где, где они?!» для Оли было совершенно неожиданным:
– Кто они??
– Ну, лисы!
В полном недоумении, но уже раздражённо:
– Какие ещё лисы? Да ну тебя! Напугал до смерти!
Как оказалось, это было безобидное выражение восторга по поводу
