розы, море лениво накатывало на берег, а на горизонте белел маяк – такой же надёжный и неизменный, как его хранитель.
"Господи, – подумала София, прислоняясь лбом к прохладному стеклу. – Кажется, я в беде…"
Дни незаметно складывались в недели. София постепенно обживалась в доме, привыкая к его скрипам и шорохам, к тому, как солнце играет в пыльных стёклах мансарды, как ветер шумит в кронах старых яблонь в саду. Каждое утро приносило что-то новое: то куст шиповника зацветёт под окном, то чердачное окно откроет очередной секрет – коробку со старыми открытками или альбом с пожелтевшими фотографиями.
А ещё были встречи – случайные и не очень. София ловила себя на том, что начала замечать закономерности в маршрутах Петра: утром, возвращаясь с ночного дежурства, он проходил мимо её калитки; в полдень спускался к рыбакам; вечером снова шёл на маяк, останавливаясь иногда "проверить, как держится забор".
Каждая такая встреча добавляла новый штрих к его портрету. Вот он помогает соседскому мальчишке запустить воздушного змея – и София замечает, как мягко звучит его голос, когда он объясняет принцип действия хвоста. Вот несёт сеть для Михаила Степановича – и она невольно любуется игрой мышц под закатанными рукавами рубашки. Вот стоит на берегу, глядя вдаль – и солнце путается в его волосах, подчёркивая седину на висках.
Однажды утром она застала его в саду – он срезал разросшиеся ветки старой яблони, что царапали крышу веранды в сильный ветер.
– Давно собирался. – Сказал он, заметив её. – Мешают же.
Она молча принесла ему воды, стараясь не думать о том, как капли пота блестят на его шее, как перекатываются мышцы под тонкой тканью рубашки. А он, допив воду, вдруг провёл ладонью по её волосам:
– Веточка запуталась…
От этого мимолётного прикосновения внутри словно вспыхнул огонь. София поспешно отступила, бормоча что-то о неотложных делах, но весь день потом не могла сосредоточиться на работе. Перед глазами стояло его лицо – сосредоточенное, с капелькой пота на виске, с этой его особенной полуулыбкой.
Вечерами она часто сидела на крыльце, пытаясь разобраться в водовороте новых чувств. Прохладный бриз приносил запах моря и цветущего шиповника, где-то вдалеке мигал огонёк маяка. В такие моменты память услужливо подбрасывала детали: как его пальцы держат чашку с чаем, как звучит его хрипловатый смех, как тепло его ладони просачивается сквозь ткань рукава, когда он помогает ей поднять тяжёлый холст.
Иногда накатывал страх – слишком много, слишком быстро, слишком… живо? Пять лет с Андреем приучили её быть осторожной, не доверять первому порыву, всегда искать подвох. Но здесь, в этом странном месте между морем и небом, прежние правила словно теряли силу.
Анна Петровна, конечно, всё замечала. Её понимающие взгляды, многозначительные паузы в разговорах заставляли Софию краснеть, как девчонку. Но в этом не было насмешки или осуждения – скорее, какое-то тёплое соучастие.
– Знаешь, – сказала как-то
