.
Чтение книги онлайн.
Читать онлайн книгу - страница 37
Конечно, я не описывала в сочинении ничего, кроме конкретного случая с конем. Попыталась описать настолько красочно и детально, будто это случилось только что. Перечитала, подправила ошибки, но потом вдруг ужаснулась. Я же не знаю, что писать в трусости! Мой взгляд метнулся к часам. О, ужас! Прошел почти час.
Я оглянулась на ребят. Все склонились над листами и что-то быстро писали. Сережа тоже внимательно работал над сочинением. Никто не сидел, как я, и не паниковал. Руки тут же принялись дрожать. Нужно ли сменить тему? Выбрать другую? В чистовик я еще ничего не вносила, и время есть. Только идей никаких… Тем более я уже так красиво все описала.
Все, кроме трусости. Кого бы мне ни удалось вспомнить, все никак не сходились по смыслу с первой «храброй» частью. А ведь смысловая линия крайне важна для сочинения. Нельзя же написать, что храбрый хороший только потому что храбрый, а вот трусливый – плохой, потому что он не храбрый. Бред же! Хотя на самом деле я понимала, что даже такую мысль смог бы донести кто-то более талантливый, нежели я.
Мое место было на последней парте у стены, нас рассаживали учителя строго по списку. Так что и в окно посмотреть я не могла – все время натыкалась на пишущих ребят и начинала волноваться. Вдох-выдох. Вдох-выдох! О, НЕТ! Кто-то уже переносил сочинение на чистовик! Время показывало, что прошло полтора часа, не мудрено!
Я попыталась глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть. Решение проблемы не представлялось чем-то легким. Но, поднатужив свои нервные окончания, я сумела добиться того самого яркого, почти шокового озарения.
Онегин! Как же я не любила этого напыщенного пижона, испортившего жизнь стольким людям. Да, принято винить Ольгу за легкомыслие, ведь где это видано, чтобы женщина хоть где-то была невиновна. И раньше я тоже ее винила в том, что она быстро забыла Ленского. Но откуда мы знаем, что она чувствовала и как переживала? Она лишь отвечала на ухаживания Онегина, который умел быть обольстительным, когда хотел. Гордыня и баловство толкнули Евгения оскорбить друга, а добавившаяся к ним трусость не позволила закончить дуэль мирно. Ведь тогда про него стали бы пускать слухи, тогда бы он перестал быть таким замечательным в глазах других людей. Он струсил спасти друга ценой своей пресловутой чести, что явно контрастировало с поступком дяди, рискнувшим своей жизнью ради меня. Это я сделала