борьбы в США.
Показательно было и то, что впервые после кубинского кризиса президент – через своего брата – так определенно высказывался в пользу целесообразности советско-американской встречи на высшем уровне и о своей поездке в СССР. И все это было всего за неделю до его убийства в Далласе (штат Техас).
Трагический конец президентства Кеннеди
22 ноября мне запомнилось на всю жизнь. Утром я пошел к зубному врачу. Когда я сидел в кресле, в соседней комнате по радио, передававшему до этого музыку, вдруг услышал возбужденные голоса, причем часто упоминалось имя Кеннеди, но мне трудно было разобрать суть. Я попросил врача усилить громкость радиоприемника. Он вышел, но быстро вернулся и сказал, впрочем довольно спокойно, что убили президента.
Разумеется, мне было уже не до пломбирования зуба. Я был буквально оглушен известием об убийстве президента. Решил немедленно вернуться в посольство. К моему большому удивлению, врач, заметив скороговоркой, что, конечно, плохо, что убили президента, тут же добавил, что сам он не принадлежал к его сторонникам, ибо Кеннеди чересчур много занимался правами негров и что он их «сильно распустил», способствуя негритянским беспорядкам в стране. За это он осуждает Кеннеди и надеется, что новый президент не будет слишком «играть в демократию».
По возвращении в посольство я сразу же послал срочную телеграмму в Москву об убийстве президента Кеннеди.
События развивались стремительно. Арест в тот же день в Далласе американского гражданина Харви Ли Освальда, председателя местного отделения «Комитета за справедливую политику в отношении Кубы», побывавшего некоторое время назад в СССР, да к тому же женатого на русской, послужил поводом для очередного всплеска в США антикоммунистической и антикубинской истерии. Затрагивался и СССР. Раск обсуждал с новым президентом Джонсоном возможные международные аспекты последних событий. Госсекретарь был встревожен и озабочен. Кое-кто начал поговаривать о возможном новом кризисе в советско-американских отношениях.
Ситуация стала приобретать тревожный характер, поскольку возникал вопрос о советской вовлеченности в события, связанные с убийством Кеннеди. У всех еще была свежа память о кубинском кризисе. Антисоветские настроения могли снова вспыхнуть с новой силой. Потенциально речь могла пойти о новом серьезнейшем конфликте.
Все эти тревожные мысли не давали мне покоя. Конечно, я был уверен, что мы не были замешаны в этой драме. Однако у меня возникали серьезные опасения по поводу того, что наши спецслужбы могли иметь какие-то свои связи с Освальдом.
Такая связь в сложившейся обстановке могла бы стать мощным детонатором, который взорвал бы наши отношения с США. Я сразу же вызвал руководителя спецслужбы при посольстве. Он заверил, что у них нет никаких связей с Освальдом и что я могу твердо исходить из этого при контактах с американскими властями. Уже в Москве
