меня батя на Север улетел. На самолете. У него работа такая.
– А мать?
Лешка мельком глянул на меня, нахмурил белесые брови.
– Мамки нету… Тетка иногда заходит. А сегодня не придет. Вот болван… Это я о себе. Давно можно было догадаться, что у него беда, и не лезть с вопросами.
– Ты есть, наверное, хочешь, – спохватился я. – Идем.
Ко мне пойдем, ладно?
Я стараюсь открыть дверь осторожно, но мама все равно просыпается. Скрипит кровать, шаркают тапочки. Моя старенькая мама стоит в халате и наброшенной на плечи шали. Не избежать очередного выговора, если бы не мой спутник. Глазами прошу ее ни о чем не спрашивать.
– Это Лешка.
Морщинки на мамином лице дрогнули.
В школьной курточке с драными локтями Лешка еще меньше и беззащитней. Я спроваживаю его мыться и шепчу маме:
– Покорми его чем‑нибудь. Он без родителей пока. Лешка быстро появляется, с опаской поглядывая на нас.
На кухне тепло и уютно. Мама раскладывает бутерброды с колбасой, разливает чай и неторопливо рассказывает, как была маленькой, в школе ее старостой выбрали, и она стала мальчишек воспитывать. Это значит, что лупила их напропалую…
Лешка, не доев очередной бутерброд, прислоняется к моему плечу и засыпает, улыбаясь.
– Худущий‑то какой, – вздыхает мама.
Я пересказываю историю, услышанную от мальчугана.
– Пусть у нас поживет, пока отец не вернется. Лешка все‑таки, – Мамино лицо посерело. – Не надо. Не плачь.
– Глупенький, – улыбается она сквозь слезы. – Я поплачу, и легче станет.
Свинство, но я второй день не появляюсь у Наташи. Про университет и говорить нечего. Лешка говорит, что в его школе эпидемия гриппа, тетка совсем пропала. Так что его отмыть, одеть, подкормить надо. Все равно я ни о чем другом пока думать не могу. Мама говорит, что он без меня хныкать и капризничать начинает, как дошколенок. Даже в булочную приходится идти вместе.
– Вовка, ты? – останавливает нас парень в модном каракулевом пальто и меховой шапке‑пилотке, раскрыв объятья.
Раз под глазом синяк, значит это мой школьный приятель Витька Котенко.
Степенно пожимаю руку – нечего обниматься посреди улицы. Тем более, что от Виктора за километр пахнет спиртным.
– Все воюешь? – спрашиваю я.
Виктор, блаженно улыбаясь, надвигает шапку на подбитый глаз. Обратив внимание на Лешку, радостно реагирует:
– Ой! Твой, что ли?
Лешка сердито отворачивается.
– Мой.
– Ну, ты даешь! – восхищается Витька. – Когда успел!
– Стараемся, – скромно реагирую я. – Ты, Виктор, заходи как‑нибудь. Вдруг я смогу тебя на путь истинный направить.
– Ой, надо направить, обязательно зайду. Вот только премию прогуляю и зайду. Взяли вдруг и наградили.
– Да‑а, ты все такой же.
– Какой? – заинтересовался Виктор, гордо выпятив грудь.
– Обормотик
