рассказывал, как построил дом?
– Нет.
– Удивительная история.
Оказывается, дед в молодости (до сих пор не могу это представить) был влюблен в девушку, дочь столяра с соседней улицы. Он, подающий надежды ученый, рассказывал тайны живого – каждой травинки, букашки. Она слушала, молчала… И вдруг стала гулять с другим, молодым столяром, учеником ее отца. Тот не умничал, а просто мял и целовал девицу… Дед взял в руки топор. Такая боль обжигала его, что он мог бы убить их, себя, начать крушить все вокруг. Но вместо этого стал строить дом. Один, почти без отдыха и сна. Все потом приходили любоваться строением, похожим на корабль, готовый отправиться в плавание.
– И девушка вернулась к нему? И стала моей бабушкой?
– Нет. Это ведь жизнь, а не сказка.
Мы помолчали. Я представляю деда, который рассказывает Наташе эту историю, и неожиданно говорю:
– А дальше дед наверняка сказал, как жаль, что он не встретил тебя лет шестьдесят назад.
Наташа краснеет.
– Откуда ты знаешь?
Чудачка! Разве можно влюбиться в кого‑нибудь, если рядом она. Наверное, раз в двести лет удается встретить человека, который так тебя понимает. Не то что та девица, которая отказалась принять от деда целый мир. Скорее всего, она так и не поняла, что потеряла.
– Вы что же, на год вперед решили картошки начистить? – возвращает нас к жизни мама.
А Лешки все нет и нет…
Мы шагаем с Наташей по заветной улице, но никто не салютует нам снежками.
– Может, мне не приходить пока? – жалобно спрашивает она.
– Это еще почему?
– Неужели ты не понимаешь? Он сейчас не хочет делить тебя ни с кем. Знаешь, как он на тебя смотрит? Как изголодавшийся зверек.
– Скажешь тоже, – недовольно бурчу я. – Поговорю с ним по‑мужски, и все будет в порядке.
Где он бродит? На обратном пути я обошел все наши места. Возле крепости нашел пуговицу от пальто. Опять отлетела. Неловко позвал: «Ле‑о‑ша». В ответ молчание. Рядом дома светятся, а кажется, что кругом пустота. Только снег бесится.
Не могу уйти. Дома тепло, а мальчишка, может, мерзнет где‑то. Зачем я его отпустил? Сейчас понимаю, что нехорошо получилось. Никуда он не собирался – и вдруг про тетку вспомнил. А я его не удержал. Мне‑то хорошо было.
Так бьется сердце, словно оно не во мне вовсе. Будто где‑то рядом сидит Лешка, сжавшись в комочек, а снег заносит его и заносит.
Чушь! Может, он давно вернулся, сидит с мамой и ждет меня. А?
Тусклые фонари молчат и отворачиваются в сторону. Им все равно. Я не могу больше сдерживать шаг, бегу.
– Лешка здесь?
Снег стучит в окно, как настоящий хулиган: «Ага, сбежал, струсил, бросил своего Лешечку».
Сижу в кресле и жду: вдруг раздастся звонок. То и дело подхожу к двери, кажется, кто‑то дышит в коридоре.
