не утруждая себя переводом. – Им было интересно посмотреть, как выглядит еврей.
Румянец мигом сошел с лица Альваро.
– Я тогда убежал, – просто сказал он, и Эстер увидела, что Альваро давно смирился с удовольствием, которое старший брат получал, унижая его.
– Obrigada, – повторила она, обращаясь к младшему. – Еще раз спасибо, что предупредил.
– Он наяривал, как побитый щенок, – сказал Мануэль.
Альваро и был щенок. Эстер едва сдержалась, чтобы не кивнуть. Однако старший братец был уж слишком жесток к нему.
– А ты бы не побежал? – спросила она Мануэля с лукавой улыбкой.
Она некогда дала себе зарок не поступать так, но в тот момент, когда она смотрела на Мануэля Га-Леви, ей хотелось, чтобы его младший брат Альваро увидел, как с физиономии старшего сползает ухмылка.
– Может, тебе стоило остаться и спустить портки, как они хотели.
Эстер скользнула взглядом к талии Мануэля, а потом еще ниже и вновь подняла глаза, чтобы встретиться с его непостижимым и таинственным взглядом.
– Готова биться об заклад, что ты ничем бы не отличался от обычного англичанина.
Мануэль издал удивленный звук. Его зелено-карие глаза остановились на Эстер. Но она не отвела взгляда, и обжигающее пламя, бушевавшее в ее душе, не лишило ее самообладания. Эту способность Эстер унаследовала от матери, но никогда не испытывала необходимости пользоваться ею. И если даже она правильно догадалась, что лондонская община не подвергала своих детей обрезанию, она не придавала этому обстоятельству особенного значения. Выражение лица Мануэля изменилось – теперь он как будто заново оценивал Эстер. Казалось, ему хотелось ударить ее за то, что она высмеяла его как еврея, но, с другой стороны, ему явно понравилось, как Эстер прошлась взглядом по его фигуре.
Внезапно в ее памяти возник образ матери с ярко накрашенными губами, виденный в карманном зеркальце, и лишил ее всякой решимости. Эстер повернулась и пошла прочь.
– Я слышал о твоем брате, – крикнул ей в спину Мануэль. – Он был не слишком примерным сыном Израиля, да? Это ж надо же – сбежать из дома своего учителя и якшаться с докерами, как скотина!
Эстер шла не оглядываясь.
Улицы то сужались, то внезапно расширялись, заполняясь людьми. Вот из дверей высочил мальчишка и куда-то понесся с отрезом ткани. Впереди вышагивали опрятно одетые служанки со свертками, прачки тащили корзины с грязным бельем. Мимо Эстер пронеслась карета, причем так близко, что она почувствовала, как дохнуло теплом от разгоряченной лошади. У входа в таверну кто-то громко захохотал, а из темных окон пахнуло маслянистым запахом, от которого Эстер стало тепло и скрутило желудок.
Отчего она стала на путь своей матери, хотя так долго старалась избежать его? Ведь даже такая мелочная и тщеславная девица, как Мэри, и то прекрасно понимала, насколько опасно рисковать своей репутацией.
Зеленое платье матери… Этот образ стал для Эстер подобным глотку крепкой водки. Она позволила себе еще одно воспоминание
