Кэтрин, на вид гораздо старше своего мужа, словно годы бежали для нее быстрее. И наконец, коснувшись брусчатки сначала носком туфли, а потом пяткой, уверенная в том, что на нее смотрят, небрежно опираясь белоснежной рукой о борт кареты, выходила единственная дочь Кэтрин, которой удалось пережить всех своих братьев и сестер.
Послышался голос раввина (разглядывая гостей, Эстер даже забыла о его присутствии):
– Кого я имею честь приветствовать в моем доме?
Кэтрин да Коста Мендес царственно повернула голову и посмотрела на ребе. Видимо, она не привыкла объясняться сама, потому что кивком подозвала к себе Мануэля.
Братья встали одновременно – Альваро нервно улыбаясь, а Мануэль неторопливо, хотя и с уважением.
– Кэтрин да Коста Мендес, – объявил Мануэль низким торжественным голосом. – И ее прекрасная дочь Мэри.
В последних словах юноши послышалось что-то похожее на насмешку. Эстер заметила, что лицо Мэри покрылось румянцем.
– Приветствую вас, дядюшка, – по-португальски произнесла матрона.
Раввин встал со своего кресла. Прошло довольно долгое время, прежде чем Кэтрин догадалась, что именно от нее требуется, шагнула вперед и милостиво вложила свою руку в перчатке в его ладонь для поцелуя.
– Добро пожаловать в дом, который ваша семья любезно предоставила нам, – произнес раввин, усаживаясь обратно.
Кэтрин раскрыла было рот, чтобы ответить, но первой заговорила ее дочь, обращаясь к Эстер.
– А мы приехали, чтобы повидать вас! – сказала она так, словно это было бог весть какой радостью.
До сих пор к Эстер никто не приходил, и она не могла даже представить, что от нее могло понадобиться Мэри.
– Но я еще не закончила, – произнесла она, указав на перо и бумагу. – Я переписываю для ребе…
Однако раввин движением головы показал, что Эстер не удастся избежать разговора.
Она встала со своего места, оправила юбку и последовала за женщинами в маленькую боковую комнатку, где Ривка уже поставила на столик две чашки кофе – причем, как обратила внимание Эстер, недостаточно горячего. В комнате не было печки, отчего чувствовались холод и некоторая затхлость. К тому же Ривка обычно держала дверь сюда закрытой, чтобы не уходило тепло из комнаты раввина. Кэтрин заняла стул побольше, что стоял у окна. Мэри плюхнулась на сиденье поменьше, и ее юбка заняла почти все пространство вокруг, оставив лишь чуть-чуть свободного места.
– Присаживайся, – пригласила Мэри.
Эстер опустилась на банкетку. Мэри торжествующе посмотрела на мать, как будто покладистость Эстер явилось весомым аргументом в каком-то их споре, о котором сама Эстер не имела никакого понятия. Затем, придвинувшись поближе, так что складки ее платья совсем закрыли жалкий муслин юбки Эстер, Мэри заглянула ей в лицо. Эстер невольно подалась назад, пока ее туфля не уперлась
