можно сделать из бумаги. Кислород и гелий не нужен. Ночью шар будет хорошо видно. Больше пока никаких вопросов. Помогать будешь?– Да. А что его вверх поднимет?
– Горячий воздух. Оболочка должна быть лёгкой. Подъёмная сила одного кубического метра горячего воздуха всего триста граммов. Все ясно?
– Откуда ты знаешь?
– Книга такая есть: «Занимательная физика». Лучше скажи, где твоя сестра так ловко научилась «поступью счастливого детства» ходить?
– Чем ходить? ― удивился Сашка.
– «Поступью счастливого детства». Там, на стадионе, когда ее Белобородов из строя вызвал.
– Строевым шагом что ли?
– Ну строевым. В пионерлагере мы в шутку называем это «поступью счастливого детства».
– Какая разница, как это вы здесь это называете, все равно ― строевым. Мы же долго в воинской части с папой жили. Там все умеют.
– Понятно…
– Теперь не мешай мне, буду читать.
Люблю новые книги. Сначала просто перелистать и посмотреть рисунки, если они есть. Если книга новая, она пахнет типографской краской. Дрожь охватывает. Теодор Драйзер. «Финансист». Первая глава. «Филадельфия, где родился Фрэнк Алджернон Каупервуд, насчитывала тогда более двухсот пятидесяти тысяч жителей. Город этот изобиловал красивыми парками, величественными зданиями и памятниками старины…» Но читать не дали. Опять разговоры…
– Пацаны, а знаете, что тётку белогвардейскую, которая в Ленина стреляла в тысяча девятьсот восемнадцатом году, не расстреляли? ― спросил кто-то со стороны кроватей «глухаревцев».
– Её Каплан фамилия, ― уточнил Ефим.
– Может и Каплан, может и не Каплан, ― не знаю, ― не стал спорить рассказчик, ― Так вот, ― продолжил он, ― Ленин её расстреливать строго-настрого запретил. Пусть, говорит, сидит в тюрьме, а один раз в год, на Первое мая, возите её по городу на машине, пусть она смотрит на нашу счастливую жизнь! Так он сказал. И пусть смотрит, гадина! У нас не то, что в загнивающем капитализме, где люди эксплуатируют людей. У нас всё наоборот! Так она до сих пор сидит. Её самые лучшие доктора лечат, чтоб до коммунизма дожила.
– Пусть живёт и смотрит, сука! ― сказал Глухарёв.
– Бляха-муха, такого человека хотела убить! ― поддержал его кто-то с дальней кровати.
– Пацаны, история по мужика есть, ― объявил Ванька Решетов и, не дожидаясь ответа, продолжил: ― Говорят, в нашем городе живёт. Из Германии после войны два большущих чемодана швейных иголок вывез. Иголку для швейной машинки хрен купишь. И знаете, сколько он денег наторговал? Два миллиона по-старому! А после реформы в шестьдесят первого года он эти деньги поменять не смог, так и остался с ненужными бумажками. Говорят, ещё полчемодана этих иголок осталось, да сейчас продавать труднее: и в магазинах, если повезёт, можно купить, и ОБХСС следит, чтоб не спекулировали.
– Спекулянт чёртов! ― возмутился Юрка Крутояров. ― Ему этих денег на всю жизнь хватит, коммунизм!
