style="font-size:15px;"> Я отшатываюсь, запинаюсь о собственную пятку и падаю на пол.
Приходится медленно дышать через нос, чтобы не вырвало.
В голове всплывают воспоминания: как кромсали ножами Элоа, как кромсали ножами меня. Как люди Голода грубо швырнули мое тело в яму.
Я обхватываю себя руками за плечи. Крики нарастают, и я зажмуриваю глаза, содрогаясь всем телом.
Наступает момент, когда я должна броситься туда, как отважная героиня, и остановить Голода. Но меня парализует страх, и я заново переживаю свою ужасную встречу с всадником.
Я ведь именно для этого согласилась стать пленницей Жнеца – чтобы снова нанести ему удар. Но теперь, когда схватка с ним может многое изменить… я не могу. У меня нет оружия, но даже если бы и было, вряд ли я смогу заставить себя выйти к Голоду. Я вообще не хочу двигаться.
Голод был прав. Мне не хватает храбрости – храбрости хоть как-то противостоять его зверствам.
Сердце застревает у меня в горле, и дыхание учащается: открывается дверь спальни. Входит незнакомый человек.
– Голод хочет видеть тебя, – говорит он.
Меня все еще трясет, и я не в состоянии двинуться. Видя это, мужчина подходит ко мне, хватает за плечо и рывком поднимает на ноги.
Я стою, пошатываясь, а потом на заплетающихся ногах иду за ним в гостиную, где вся мебель сдвинута в сторону, кроме вольтеровского кресла, в котором сидит Голод.
Он восседает словно на троне, закинув ноги на подлокотник и скрестив лодыжки. Хотя еще только утро, в руке у него бокал с вином.
Судя по виду, он пьян. Очень пьян.
– Где ты была? – спрашивает он, увидев меня, и голос у него угрюмый.
– Пряталась, – отвечаю я, когда человек, который привел меня сюда, наконец отпускает мою руку.
– Прятаться – это для тру2сов, – говорит всадник, скидывая ноги с подлокотника и выпрямляясь в кресле.
Я вздрагиваю: его слова повторяют мои собственные мысли.
– К тому же, – продолжает он, – я хочу, чтобы ты хорошенько насмотрелась на то, как умирает твой мир.
Несколько секунд я гляжу на Голода в упор. Ненавижу тебя, как же я тебя ненавижу!
– Ах да, погоди-ка. – Он барабанит пальцами по подлокотнику, его брови сходятся вместе. – Кажется, я кое-что забыл…
Он усаживается поудобнее, и я слышу металлический звон. Глаза Голода загораются, и он щелкает пальцами.
– А-а. Вспомнил.
Он отстегивает что-то висящее на боку. Только когда он поднимает это что-то повыше, я понимаю, что это кандалы.
– Ты шутишь, – шепчу я.
Я же не представляю никакой угрозы. Если бы всадник не заставил меня прийти сюда, я бы, наверное, так и сидела в той комнате, где он меня оставил, придумывая одно за другим оправдания своему бездействию.
– Ты умная и дерзкая, – говорит он, – и ты мне больше нравишься, когда я могу пресечь твои выходки.
– Ты мог бы просто
