говорит это прямо при мужчине с девушкой, ожидающих в прихожей с тревогой на лицах.
– А теперь, – командует он, и его глаза становятся жесткими, – вернись и встань подле меня. Сейчас же.
Стиснув зубы, я гляжу на него в упор. Во мне кипят страх и гнев. Неохотно я возвращаюсь, не сводя с него свирепого взгляда. Он отвечает мне тем же.
Все это время пожилой мужчина с девушкой стоят в сторонке, наблюдая за моей перепалкой с Голодом, но вот Жнец откидывается на спинку кресла и обводит их надменным взглядом.
– Ну? – произносит он. – Если у вас есть что сказать мне, говорите.
Они делают несколько неуверенных шажков вперед.
– Мой господин… – начинает мужчина, склоняя голову перед всадником.
Голод хмурится.
– Я не вижу у тебя в руках никаких даров. Тогда зачем ты здесь?
Ну конечно, этот урод считает, что человек должен подходить к нему только в том случае, если может что-то предложить.
Я снова смотрю на всадника, на его яркие прищуренные глаза, на то, как он сидит в кресле, словно король.
Он опьянен вином, властью и местью.
Пожилой мужчина словно съеживается, прежде чем набраться храбрости. Он кладет руку на плечо своей юной спутницы и подталкивает ее вперед.
Мой взгляд задерживается на его руке.
Мужчина откашливается.
– Я подумал, может быть… вы, всадник, пожелаете…
Он снова откашливается, словно не может подобрать подходящих слов.
Молчание затягивается.
– Ну? – поторапливает Голод. – Чего я желаю, по-твоему?
Опять долгое молчание.
– Моя дочь, – говорит наконец мужчина, – будет вашей, если хотите.
Дочь! Это слово звенит у меня в ушах.
Нам с Элоа было легко прийти к Жнецу. Я была секс-работницей, а Элоа – мадам, которая поставляла мне клиентов. Но предлагать свою дочь какому-то одержимому местью чужаку? От этой мысли у меня холодеет в животе.
Глаза Голода встречаются с моими, и он смотрит так, будто говорит: «Видишь? Все время одно и то же, мне уже надоело».
– Люди ужасно предсказуемы, не так ли? – говорит он.
Теперь-то я понимаю, что это наверняка происходит всякий раз. В одном городе за другим всадник открывает двери людям, которые приносят ему дары. Для бедной семьи женское тело может оказаться самым ценным, что они в силах предложить.
Меня это не должно коробить: я же сама расплачивалась этой валютой целых пять лет.
Но сейчас меня от этого тошнит.
Глаза Голода скользят по моему лицу, оценивая мою реакцию, а затем всадник вновь лениво переводит взгляд на мужчину.
– Значит, ты все-таки пришел ко мне не с пустыми руками.
Мужчина качает головой. Девушка вздрагивает; она явно боится всадника.
– Тут и смотреть-то не на что, – замечает Голод, окидывая ее взглядом. – Слишком низкорослая,
