напрягся.
– А что, часто казну возите?
– Да раз в месяц сопровождаем.
– И много казны-то?
– А кто его знает. Повозка крытая. Там один мужик сидит. Ну, мы их встречаем на тракту и меняем тот конвой, что из Красноярска идёт. Те домой, а мы до Канска и ведём.
– А много вас?
Кузьма настороженно посмотрел на гостя:
– А тебе что за беда? Почто интерес имеешь к казне?
–Да упаси Бог! Так, разговор поддержать, – нашёлся Семён.
– А! – успокоился хозяин. – А то, говорят, последнее время на тракту неспокойно стало. Мужики балуют. Грабят да убивают. Но нас пока ещё ни разу не трогали, слава Богу! – и перекрестился на образа. – Но начальство всё равно беспокоится. Раньше пять – шесть всадников сопровождало казну, а теперь поболее десятка собирают. Ну, давай выпьем, чтобы всё у нас хорошо было.
– За хозяев! – Семён поднял рюмку.
Когда захмелевший Семён собрался уходить, Кузьма наказал ему:
– Власке с семейством кланяйся. За гостинец спасибо передай. Может, летом приеду в гости, а пока не могу – служба. Ну, ступай с богом. А я снова на печь – болит, окаянная, сил нет! – и, кряхтя, полез на печку.
Илья Петрович поправился быстро и вновь занялся своим делом. Опять стал пропадать на работе с утра до вечера.
– Берегите себя, папа! – с укором говорила ему Нинель.
Тот только смеялся:
– Да что со мной будет?! Вон, какой Ангел Хранитель у меня! – и нежно целовал дочку в лоб. Жизнь снова вошла в свою колею.
Как-то вечером отца не было дома. Нинель сидела в своём любимом кабинете с заветной книгой. Но что-то сегодня сердце билось неспокойно. Свечи мигали, тени от них метались по стенам. Нинель открыла книгу.
– Отчего мне так тревожно? – спросила она.
И всплыли буквы: « Время приближается! Время грозы. Тебе предстоят большие перемены!»
Вдруг неизвестно откуда взявшийся ветерок загасил свечи. «Ох-ох-хх»-разнеслось по комнате. Нина привыкла уже ничего не боятся, но на этот раз лёгкий озноб пробежал по спине. Снова зажгла свечи. Пока возвращалась в кресло, взгляд невольно упал на портрет матери. Нине вдруг показалось, что он ожил. Мать смотрела с портрета как живая, и улыбалась. Нина резко остановилась. Она только сейчас поняла, что та женщина в грозу и была её мать! Где-то в глубине души она это ощущала, но не могла соединить вместе этот написанный маслом портрет и ту странную женщину под дождём. Но сейчас, глядя на оживший портрет, Нина поняла: « Это ты!». Портрет улыбнулся.
– Мамочка, не пугай меня! – прошептала девушка, чувствуя, как руки начинают холодеть.
Портрет снова стал портретом. Объёмность его исчезла, осталось красивое лицо с чуть заметной улыбкой. Нина для верности провела по нему рукой. Масло, холст.
– Показалось, наверное, – утешила себя Нина.
Она села в кресло, взяла книгу, но открывать не спешила. Мысль о том, что в тот вечер Нина видела свою
