мой порыв! Разве это не подло?
Он едва перевел дыхание.
– Знайте же, что между мною и Устьянцевым ничего не было, – сказала она. – На ваших глазах я поцеловала его в первый раз.
– Я заметил, – вздохнул Обский.
– Скажите, а вы меня вправду так любите?
– Ваш папенька всё равно не даст согласия на наш брак. Я не дворянин. Я актер, презренная профессия. Вот если бы я был миллионер или хотя бы стотысячник…
– Боже! – вдруг захохотала Аглая Михайловна. – Как вы наивны! Я же не в мужья вас зову! Я современная девица. То есть женщина, уже четыре года как!
– Что ж вы тогда меня мучаете?
– Но если я вам просто так возьму да и отдамся, – задумчиво сказала она, то стаскивая перчатку с пальцев, то натягивая ее снова, – то непременно сразу же стану беременна.
– Отчего же сразу? Отчего же непременно?
– Я так чувствую, и не перебивайте меня. У меня всё бывает так, как я чувствую. Я знала, что у меня не будет ребенка ни от князя Васильчикова, ни от магната Полякова. Знаете почему? Потому что им не нужен был ребенок на стороне. Они меня не любили. Это я искала приключений с титулами и миллионами. А вы влюблены. Поэтому с вами я точно стану беременна. Папенька с маменькой выгонят меня из дому, снимут мне квартирку где-то далеко. Я возненавижу сразу пятерых человек. Папеньку с маменькой. Вас. Себя самое. И ребеночка. И заодно шестым – Устьянцева, потому что всё это из-за него. Прощайте, Жанчик. Идите на почту, отбейте телеграмму в Киев, в Волочиск, на Гороховую… Делайте что хотите.
Замолчала, глядя в пол.
Он посидел еще минуту и вышел.
Вышел на улицу и тут же наткнулся глазами на почтовое отделение. Остановился на мгновение. Потом махнул рукой и пошел пешком к Невскому.
По дороге встретил знакомого господина в сереньком сюртуке.
Раскланялись. Тот спросил:
– Господин Обский, кстати! У вас есть заграничный паспорт?
– Был. Украли, такая досада!
– Давно ли?
– Третьего дня.
Серый господин тоже махнул рукой и заспешил по своим делам.
Живя в Париже, Устьянцев живо нанял себе переводчиков, и его романы нашли успех у тамошней публики. Новые романы он даже по-русски не издавал – сразу отдавал в перевод. Теперь он звался Обский, и не для того, чтобы обмануть ищеек самодержавия, а по издательским резонам. Сами судите, что лучше: Oustiyantseff или Obski? То-то же.
Тем временем актер Иван Фадеевич Обский нашел свой сценический успех в амплуа простака и комика. «Наш неподражаемый Фальстаф» (а также Арган, Журден, Фамусов, Городничий, Подколесин, Тарелкин и так далее), как писали о нем в газетах.
Писатель же Устьянцев-Обский при наступлении нового царствования (то есть лет через пять после своего побега) исхлопотал себе амнистию, публично поклявшись в разрыве с марксидами – ведь ранее он снабжал их деньгами из своих гонораров.
Он вернулся в Петербург,
