не слышать ее, я сосредоточенно продолжил упражнения, ободряя себя командами:
– Больше амплитуда, шире шаг! Держим темп!
Поняв, что такая добыча, как я, ему не по зубам, докучливый ветер теперь рассеянно гулял по подоконнику. На нем царил бардак: пыль, старинная пепельница с отколотым краем, зарядка от телефона, фарфоровая статуэтка из Надиной коллекции редкостей (как только попала сюда?), беспризорный носок и комнатный цветок.
Пластиковый горшок с растением стоял на блюдце из чайного сервиза, куда стекала неприятного вида желтоватая вода – видимо, сестра озаботилась наконец-то полить чахлую герань, чтобы та не загнулась окончательно. Я остановился перевести дыхание и пригляделся. Показалось, будто продолговатые листья оплетены сетью тонких серых линий, похожих на трещины.
Я осторожно отколупнул странную плесень. Под ногтем осталась пыль. Ветер подул и смахнул с подоконника мелкие крошки.
– Надь, ты бы купила своей герани удобрения. А то она здесь совсем засохнет! – крикнул я в распахнутую дверь. Мне что-то ответили, но из-за телевизора я не разобрал что и хотел уж было переспросить, как завибрировал лежавший на тумбочке телефон. Я в один прыжок подскочил к нему и, не глядя, нажал на «Принять вызов».
– Не спишь, дружище? – послышался в трубке бодрый голос Димона – старого приятеля, с которым вместе учились в институте искусств. Именно на такой версии имени он прилюдно настаивал, хотя оно упорно не ложилось мне на язык. Но быть просто Димой тот отказывался категорически.
– Нет, у меня собеседование через два часа. Готовлюсь.
– Как-никак на нормальную работу наконец устраиваешься? Или все еще пляшешь в своем театре?
– Вообще-то я художник-постановщик.
– Не суть.
Я неприятно поморщился:
– Это давний знакомый семьи. Предложил мне приличную должность. В музее.
– Приличная должность в музее – звучит как оксюморон. А если серьезные деньги, то, значит, блат?
Я вспомнил известный анекдот и чуть не ляпнул в ответ: «сестла». Но Димон не позволил мне вставить хоть слово и напористо затараторил:
– Как наша договоренность на вечер?
– Ты все еще помнишь тот дурацкий спор? – Я мысленно взвыл и закатил глаза к потолку.
– Я отчетливо помню, что ты проспорил, и мне достаточно. Встреча же только для твоего блага, как ты не понимаешь?
Голос был шутливым. Немногие знали, что именно этой беззаботной шутливостью студент Димон доводил до белого каления даже самых стойких преподавателей. И как ни странно, всегда добивался своего.
Я услышал шаги за спиной и обернулся. На пороге комнаты стояла вышеупомянутая «сестла» с чашкой кофе в руках и беззвучно мне выговаривала, чтобы я «заканчивал свою болтовню и шел собираться, времени осталось мало».
– Да, иду, – сказал я, чтобы избавиться от гнетущего призрака
