передних рядах. Волонтер окинула салон печальным усталым взглядом и вышла из маршрутки. Я смотрел на листовку, прикрепленную возле прохода, у всех на виду, и думал, что нечто смутное о пропадающих в городе детях мелькало и в моем сегодняшнем сне про метро.
Часть 2. Марго
Если не спать всю ночь, то к утру мир становится кристально-прозрачным, точно стеклышко очков, только что заботливо протертое тряпочкой. Цвета обретают глубину, звуки – осязаемость: еще немного, и ощутишь кончиками пальцев отголоски темного города, его бессонную, неутихающую жизнь. Привяжешься к нему тонкими невидимыми нитями, сделаешься частью. Сделаешься своей…
Но этой ночью, сидя на подоконнике, я ничего не чувствовала. Стоило ожидать: город не примет чужа́чку. Здесь наши желания совпадали: я его тоже не принимала. Считай, квиты.
Окна выходили на запад – вдалеке сонно клевали носами подъемные краны речного порта, похожие на гигантских цапель. Небо синело наслоениями дымных туч. Ни лучика рассвета. А закаты здесь похожи на какое-то сценическое утопление: когда на глазах у всех болезненно-бледное напудренное солнце погружается в свинцовые воды залива и наступает мгла.
Сползать с нагретого места оказалось обидно, да и попросту лень. По ощущениям было часов семь. Спать не хотелось. Мысленно отметив, что ближе к полудню я пожалею о решении не ложиться, я огляделась. По углам комнаты высились унылые композиции из картонных коробок – венец современной абстракции и кубизма.
Мои шкафы и письменный стол еще не доехали. Из разговора мамы со службой доставки выяснилось, что ждать их стоило дня через два-три. К тому времени следовало разобрать вещи и освободить место для сборщиков мебели. Только как его освобождать и куда все складывать, если нет даже полок? Замкнутый круг. Торжество абсурда. Апогей дурацкого переезда.
Возле моих ног, обложкой вверх, лежал на полу раскрытый альбом. Вспомнилось, как наша школьная компания долго спорила, какой дизайн выбрать. Почему-то тогда казалось жутко важным, чтобы у всех были одинаковые. Сошлись на однотонных, с простеньким рисунком. Сто двадцать шелестящих кармашков. Мы собирались заполнить все их к выпускному.
Заполнили, ага… Только не плачь снова, Марго. Переживешь. Может, они еще приедут на каникулах…
Я пружинисто встала, не давая унынию вновь прокрасться в мысли. Домашние стягивались на кухню обычно ближе к восьми, и, подчиняясь странному закону утреннего семейного притяжения, я двинулась сначала в ванную, а потом на запах жареных магазинных блинов и кофе.
В кухне чувствовалось напряжение. Как в кабинете во время каких-нибудь важных бизнес-переговоров. Или в очереди к стоматологу.
Наш рыжий персидский котяра с креативным именем Васька (идея сестры) суетился и громко орал, настаивая на пессимистической интерпретации реальности: что миска с едой наполовину пустая, нежели полная. Мама делала вид, будто спокойно занимается утренними делами, игнорируя недовольные крики. Восьмилетняя Василиска могла бы стать единственным свидетелем, кто из них первым даст слабину: мама
