повернуло вглубь острова, заметно сбавило ход и выехало на длинную улицу.
Теперь за окном тянулись серые приземистые здания в строительных лесах, кирпичные стены, раскрашенные косыми граффити, и мрачные заводские корпуса.
– Чекуши[24]. Не люблю, – монотонно поделился таксист. – Неблагополучный район. Тут не до ваших демонов. Вполне земные проблемы.
– Насчет неблагополучного согласен, – сказал Ярослав. – Вот здесь остановите.
У двухэтажного особняка, от которого вдоль тротуара тянулась глухая бетонная стена, машина прижалась к обочине. Ярослав отстегнул ремень, потянулся за костылем.
– Куда мы? – вновь повторила Марго. Мне казалось, в конце концов она заснула под качку и занудный голос водителя.
– Нужно проверить насчет одного зеркала. Ждите, я скоро приду.
Он выбрался на улицу, хлопнул дверью.
Мы смотрели, как его фигура мелкими отрывистыми шажками удаляется по направлению к почерневшей парадной двери дома. Сверху, с балкона, лохмотьями свисала зеленая строительная сетка. Богато оформленный фасад с фронтоном и лепными барельефами покрывал толстый слой грязи – каменная кладка впитала в себя копоть цеховых выбросов.
За деревьями в глубине сада виднелся стеклянный купол оранжереи. Странно, что такое здание вообще построили вблизи судоремонтного завода.
– Это сюда вы за реквизитом?
По взгляду мужика я понял: тот гадает, какую рухлядь мы попытаемся затолкать в его машину под прикрытием театральных нужд.
– Наверное, – неуверенно сказал я.
Ярослав вернулся минут через пятнадцать. Мрачнее тучи. Молча кивнул водителю, скривился, задев что-то под сиденьем больной ногой, но не проронил ни слова, кроме:
– Коломенская улица.
Снова тронулись в сторону набережной. В динамике тихо шелестело радио. Кончился выпуск новостей, заиграла задорная мелодия.
– Не нашел свое зеркало? – нерешительно поинтересовался водитель, не отрывая взгляда от дороги.
– Стырили, – хмуро бросил Ярослав.
– Кто?
– Черти.
Тот хмыкнул, но уточнять не стал. Дальше ехали молча. Миновали мост и светофоры у Зимнего дворца, въехали на шумный заполненный Невский.
Я думал о Ярославе и о том, что страшное произошло в его семье. Какое горе?
«А если он жив, Ярь?»
Кто жив?
Я понял, что за навязчивая мысль толкается у меня в голове, когда переезжали канал Грибоедова. За голым еще сквером огромной подковой раскинулся Казанский собор. С другой стороны, в высоких окнах литературного кафе «Дома книги», тепло горели лампы. Дворник в оранжевом жилете сгребал мусор с газона. На перекрестке беззвучно выводил аккорды уличный музыкант. Возле его ног лежал раскрытый чехол от гитары.
Город жил. Топтался десятком спешащих ног в ожидании зеленого сигнала на
Чекуши – промышленный район Васильевского острова, получивший свое название в честь «чекуш» – колотушек, которыми разбивали слежавшуюся муку, хранившуюся в находившихся тут когда-то амбарах.
