с горцем-орлом, на фоне синего озера, под ярким солнцем, Иллофиллион был так прекрасен, что я не смог удержать порыва моего восторга, обнял моего друга и молил его:
– Иллофиллион, миленький, не откажите мне! Я хочу иметь ваш портрет именно таким, здесь, у озера, утром, и с моим павлином на плече. Мне кажется, что ваша ласковость и энергия точно благословляют весь день, всех людей, посылая им силы творить и любить. О, Иллофиллион, не откажите мне! Я попрошу Бронского, чтобы его приятельница нарисовала мне вас таким. Только согласитесь позировать синьоре Беате.
– Ненасытный Лёвушка, мало тебе моего постоянного присутствия днём? Ещё и ночью я должен висеть над тобой! И снова, мой друг, ты проштрафился, выражаясь в соответствии с твоей манерой. Приведи себя в равновесие, освободись от чрезмерного восхищения моей персоной и познакомься с одним из моих и Али друзей.
Иллофиллион говорил так ласково, глаза его излучали такие потоки любви и радости, каких, как мне казалось, я ещё не замечал в нём.
– Это мой старинный друг, Лёвушка, мой сподвижник во многих делах, которого я давно не видел. Зовут его, для тебя, Никито, а фамилия его Давшчвили. А это – Лёвушка, граф Т., – представил нас друг другу Иллофиллион.
На лице незнакомца изобразилось удивление, он оглядел меня с головы до ног, посмотрел на Иллофиллиона и вдруг, точно что-то вспомнив и сообразив, закивал мне головой, очаровательно улыбнулся и протянул мне обе руки.
Его молчаливое приветствие, глубокое радушие, которое я ощущал всем сердцем, меня, в свою очередь, удивило. Что-то было в этом человеке особенное, мне даже подумалось, что он глухонемой, так пристален был его взгляд.
Протянув ему также обе руки, я посмотрел в его глаза, зная, что глухие и немые смотрят на рот собеседника. Но Давшчвили смотрел мне прямо в глаза. Взгляд у него был добрый, прямой, честный. Был ли он глухим, я так не понял, но услышал смех и слова Иллофиллиона:
– Ведь ты больше не немой слуга в горах Кавказа, Никито. Твоя привычка многолетнего молчания поразила Лёвушку, ждавшего от тебя словесного привета. Он, наверное, решил, что ты немой.
– Простите, – сказал мне Никито, – я так привык долго молчать в одиночестве, что теперь не сразу могу пользоваться речью, чем сбиваю с толку людей. Но на этот раз я знаю, что не только моя молчаливость смутила вас. Я не сумел скрыть своего удивления, когда услышал вашу фамилию. А удивился я ей потому, что много лет назад свирепая буря в горах привела под мой кров неожиданного гостя. Буря справляла пир чуть ли не целую неделю, дороги замело так, что путнику пришлось прожить в моей сакле всю эту неделю. Гость мой был офицером, и фамилия его была такая же, как и ваша.
В первый момент нашей встречи я не нашёл сходства между моим гостем и вами. Но несколько минут спустя я отчётливо вспомнил лицо моего гостя и могу поручиться, что он был вашим братом. Овал лица, разрез глаз и губ – всё одинаковое. Но кудри вашего брата светлые, как и глаза, вы же брюнет. У
