без толку толочься. Ну, чего всем-то мучиться? Мы тут быстренько все организуем.
– Давайте, я хоть сухое вам оставлю что-нибудь, вы же замерзнете. У меня свитер сухой и теплый,– настойчиво предложила Ада, расстегивая куртку.
Ей вежливо ответили в том духе, что, мол, ваш свитер только до уровня головы удастся натянуть, а дальше он лопнет.
Они коротко распрощались и пошли по дороге. Ада послушно шла рядом с Владимиром Вацлавовичем, стараясь приладиться к его шагу. Она словно отупела и машинально шла, машинально говорила, кивала головой, в которой была одна мысль: «Неужели это все в действительности происходит со мной? И я уже могла умереть… Андрюшка бы еще ничего не знал, но был бы уже сиротой».
Владимир Вацлавович сказал ей:
– В таком виде никто нас не возьмет до города, придется идти на автостанцию и ехать автобусом.
– А вы знаете, где тут автостанция?
– Кажется, знаю. Я тут бывал несколько раз. Вы уверены, что у вас ничего не болит, Ада Андреевна? Никакой травмы нет?
– Да ничего со мной не произошло страшного. Руку вот ушибла немного, синяк будет. И обо что можно там было руку ушибить? Но еще загадочнее моя порванная куртка – где там можно ее порвать? Я даже не заметила, когда это все случилось.
– Считайте, что нам повезло. Попасть в такую аварию и всего лишь отделаться ушибленной рукой – это несказанная удача. У меня друг попал в аварию – лишился глаза и пережил пневмоторакс.
– Пневмоторакс? Это разрыв легкого? Очень тяжкая вещь. Ему быстро помогли, видимо. Можно было умереть.
– Да, очень близко смерть, оказывается, а мы этого не осознаем.
– Нет, Владимир Вацлавович, это мужчины не осознают, а женщины очень хорошо это чувствуют, когда рожают детей. Только при рождении до тебя доходит, что грани между жизнью и смертью нет. Только что младенец родился безжизненным и вот очухался, заорал, забил ножками. Или родился живым, но тут же умер. Там сюжеты
бесконечны, в роддоме, только там и
начинаешь кое-что понимать об этой жизни.
– Не знаю, вам виднее. Я не только не был в роддоме, у меня даже нет своих детей, поэтому мне все это не знакомо.
Когда они дошли до автостанции, то обнаружилось, что автобус будет только через сорок минут. Ада расстроилась, а Владимир Вацлавович был даже доволен:
– Ну и к лучшему: мы успеем зайти в буфет и выпить водки.
Ада забеспокоилась:
– Вы шутите?! Во-первых, я водку вообще не пью, у меня от одного ее запаха тошнота подступает. А во-вторых, вы представляете, какая дикость и классическая пошлость – пить водку в паршивом грязном станционном буфете, фу!
Он усмехнулся:
– Это в вас говорит снобизм. А по поводу тошноты позвольте заметить, что водка при
