морячка – поэтка, что ли?
– Мы стоим у ворот.
– Водяных, что ли? За которыми собрано всё мерзопакостное, что есть в столице?
– Бунт на корабле! Бунтарей за борт!
– Я уже за ним.
– Тогда на рею.
– Садистка вы, кэп.
– Моли судьбу, несчастная, а то тебе вздёрнутой на рее болтаться.
– Господи! Еси на Небеси, за что муки египетские? На Парнасе чуть в говно не вляпались, на корабле петлёй грозят за правду-матку. Как негуманно, не либерально! Это от зависти. Да и рея твоя треснет. Я девушка при теле.
– Ах! Ох!
– Да уже один форштевень чего стоит.
И я натянула мокрое платье на груди. Женя смутилась и отвернулась.
– Всё равно на рею. Теперь за хвастовство.
Кэп поставил весло вертикально, и я полезла по нему. Немножечко, но влезла, и бултых в воды: рея не выдержала. И мы опять барахтались в воде.
– Так мы идём туда, где ждёт нас судьба, – сказала кэп.
– Давай как ляжет!
– Кто?
– Деревня Фортуна. Метнём: решка – не идём, орёл – идём.
И я метнула. Как в орлянке, брат научил. Высоко взлетела, засверкала денежка-судьба. Орёл-решка, орёл-решка… Денежка медленно переворачивалась в выси, и мы видели, как блестел орёл и тускло отсвечивала решка.
Так и судьба моя кувыркалась потом.
Денежка упала в воду и исчезла.
Не нашли мы её. Не сказала, не показала нам денежка судьбу. Не судьба.
– А вдруг это в самом деле город счастья? Смотри, как там всё сияет. А это просто чёртова мель! – сказала я.
– Не мель, а риф. На пути к счастью всегда должны быть преграды, и надо уметь преодолевать их. А может, это энергетический сгусток всего хорошего, что есть в столице?
– Какая же ты умная, кэп. У вас все в Москве такие?
– Через одного.
– Я реалист. Я всего лишь облачко, полное огня. Я всего лишь облачко, видите, лечу и зову мечтателей.
– Твоё?
– Бальмонта.
– Давай я из платья крылья сделаю, и мы полетим.
И я расправила платье и взяла Женечку под крыло, и ветер дул в наши крылья… Но мы не взлетели.
– Значит, мы не поэты, – вздохнула капитана.
– Мокрые поэты не летают.
– Настоящий талант всегда сыроват.
– Как мудро.
Так и решили: сыроваты мы для поэзии. Повариться надо. А рифмовать: «я плачу – люблю, страдать – умирать» каждый дурак может. Это мы запросто. Одно утешение – сырое никто не съест.
А далёкое сияло, переливалось, манило. Но мы были на мели.
– А что, если прорыть туда канал?
– Руками? Нет, хватит, рыли уже.
Капитан терпеть не могла каналы. Она слишком много знала. Мы сели на корму, чтоб не видеть блестящую мечту, болтали ногами в воде и болтали о
