я на весь океан.
– Что? – испугалась Женечка. – Чудовище рожаешь?
– Командиров нам больше не надо, капитаном буду я.
– Опять бунт! Теперь чудовищ.
– Мы пройдём перекат, опираясь на опыт наших дедов. И нас благословит их дух.
– Пердячий, что ли?
– Прекрасный дух и воля, которые использовали наши предки, деды наши. Отставить слюнословия и слушать мою команду! Встали по бокам судна, упёрлись ножищами в дно и… Я стану петь, а команда будет собирать энергию и волю и посылать её в силу толчка на последнем слове. Начали!
Три дня, не умолкая, бушует океан,
Как он меж ног, болтается отважный капитан.
В каюте класса первого
Садко – богатый гость.
Он рвёт гондонов дюжины,
Срывая свою злость.
«Дружинушка, дружина,
Мати тебя ести,
Давай метнём, дружинушка,
Кому на дно идти».
И вот метнули жребий,
И стало всем легко:
На дно идти сбирается
Зачинщик – сам Садко.
Берёт гондонов дюжину,
Тройной одеколон
И, чтоб царя порадовать,
Свой старый патефон.
И вот Садко в океан – бултых,
Мелькнула жопа с яйцами,
И океан затих.
– Женечка, где у тебя воля, энергия, переходящая в десятикратную… нет, стократную силу? Ты не сдвинула лодку ни на сантиметр. Что ты московские слюни-то пускаешь!
– Я не пускаю. Сил нет от смеха.
Пришлось её окоротить – головой в воду. У неё такая мордаша милая была.
– Хорошо, давай без сюжета.
Мы не сеем и не пашем,
А валяем дурака,
С колокольни хреном машем,
Разгоняем облака.
И она опять повисла на борте.
– Во команда лентяев! Всех на рею! Ты в какой семье растёшь? Трудовой.
– В интеллигентной.
– Это где много словоблудят и изрекают истины в последней инстанции от имени народа.
– Давай в последний раз. Я обещаю вложить стократно силу. Весь дух. Лирическую припевку давай.
– Когда с милым расставались,
Оба горько плакали,
Мои слюни, его сопли
Мне за шиворот капали.
Но Женечка не смогла одолеть ни одной силы.
– Не могу. Это ты сочинила?
– Здрасте! Я – и такое… души прекрасные порывы… Это дед пел, когда волокли.
– А откуда ты знаешь?
– Припевки, что ль?
– Нет, как концентрировать волю в силу.
– А… Это у нас по весне баржу к реке волокли на катках. Всё управление впряглось в канаты, одни бабы, а старики командовали силой.
– А мужчины?
– Какие? Столоначальники? От них, хроников, толку с мизинец, но и они впряглись. От мала до велика. И с припевками, рывком на последнем слове.
– А почему не раз и раз… или «Дубинушку», как в кино?
– Деревня! Это в кинах,
