больнаТомительной, неутолимой жаждой,
Того же яда требует она,
Который отравил ее однажды.
Мой разум – врач, любовь мою лечил,
Она отвергла травы и коренья.
И бедный лекарь выбился из сил
И нас покинул, потеряв терпенье.
Стихи текли и текли… Одурманивали, завораживали тонкой, лукавой, таинственной прелестью. Стряхнув оцепенение, Марта тихонько, неслышно ступая, вышла из комнаты.
Под вечер Озолс подкатил в своей повозке к подъезду Лосбери и, махнув Петерису, заковылял по дорожке к дому. Еще весь в бинтах и наклейках, с палочкой в руке, он все же возвращался бодро, хорошо потрудившись за день. Как бы там ни было, а худа без добра не бывает. Может, и неспроста судьба привела его с дочерью в этот шикарный господский дом? Он остановился было перевести дух и полюбоваться розами – они росли здесь повсюду, – как вдруг заметил вышедшую на крыльцо Марту. У дочери в руках был небольшой чемоданчик.
– Ты что это? – удивленно спросил он. – Куда собралась на ночь глядя?
– В поселок. Ты Петериса отпустил?
– Отпустил. Ну а все-таки? Разве завтра нельзя съездить?
– Нет, я пойду сейчас, – тихо сказала она.
– Да что случилось? – заволновался Озолс. – Объясни толком.
– Так… Ничего… Просто я не могу здесь больше оставаться.
– Тебя обидел кто-то? – понизил голос отец. – Ты скажи – я должен знать.
– Нет-нет, – поспешно возразила она. – Пожалуйста, не волнуйся. Никто и не думал меня обижать. Наоборот… только я пока поживу у Бируты.
– Ничего не понимаю, – нахмурился Озолс. – Никто не обижал, а уходишь. Ты хоть подумала – хорошо ли это? По отношению к господину Лосбергу.
– Подумала, папа. Потому и ухожу. Не хочу, чтобы о нас с ним болтали разное…
– Не хочешь! – укорил отец. – Болтовни боишься? А человек огня не испугался. Эх ты! – Он забрал у дочери чемоданчик. – Пошли!
Но Марта не двинулась с места.
– Я и без вещей уйду.
– Уходи! – Озолс бросил чемоданчик на траву. – Ты сбежишь, а мне куда? Тоже бежать? Христа ради к людям проситься? Обо мне ты хоть подумала?
Марта в нерешительности молчала.
– Дождись, по крайней мере, пока он на ноги встанет, – испуганно оглядываясь на окна, торопливо добавил Озолс. – А я тем временем, глядишь, под крышу заберусь.
– Хорошо, – согласилась Марта. – Я останусь. Пока не снимут бинты. Но больше – ни дня!
Дверь в комнату Рихарда была открыта, Озолс заглянул. Лосберг, выпростав из-под одеяла забинтованные руки, медленно разгибал и сгибал пальцы.
– О, господин Лосберг, вы уже совсем молодцом!
Стараясь не стучать протезом, Озолс вошел в комнату, почтительно присел на краешек стула рядом с кроватью.
– У меня нынче тоже удачный день, – похвалился он. – С плотниками поладил, обещают
