порядок вещей и приводят к непредсказуемым последствиям.
Сцена перед глазами Элизабет напоминала мрачные страницы этого апокрифа. Надир Хушматов, как чудовище, разрывал тело Гастона, а охранники беспомощно пытались остановить его. Выстрелы лишь привлекали внимание других оживлённых, которые начали появляться в коридорах лаборатории. Элизабет замерла, увидев их. Девять оживлённых, включая Луизу, метались по коридорам, их движения были неловкими, но слишком быстрыми для человека.
Их лица были искажены странной смесью ужаса и равнодушия. Глаза больше не выражали ничего человеческого, будто за ними скрывалась какая-то чуждая сущность. Некоторые из них выглядели истощёнными, словно время и смерть снова начинали свою работу, а другие, напротив, излучали пугающую силу. Один из оживлённых двигался на четвереньках, его конечности выгибались под неестественными углами. Другой издавал странные звуки, похожие на низкий гул, и его кожа поблескивала, словно была покрыта тонкой плёнкой пота или какой-то субстанцией.
Луиза была среди них, но Элизабет с трудом могла узнать её. Её сестра больше не выглядела человеком. Её движения стали резкими, словно каждый шаг давался с усилием. Лицо Луизы было бледным, глаза утратили ту яркость, которую Элизабет помнила, а губы шевелились, будто произносили слова, которых никто не мог разобрать. Она остановилась на мгновение, посмотрела на сестру, и в её взгляде была смесь боли, страха и чего-то неизъяснимо чуждого.
Элизабет поняла: она совершила огромную ошибку. Что-то в процессе оживления пошло не так, и эти люди – если их ещё можно было так назвать – больше не принадлежали этому миру. Они были лишь оболочками для чего-то другого, не подвластного человеческому разуму и не совместимого с жизнью.
В этот момент из коридора появился директор Трэш. Его лицо выражало смесь гнева и абсолютной уверенности в собственных силах. Он шагнул вперёд, вскинув руку, как опытный регулировщик, стремящийся взять ситуацию под контроль.
– А ну – стоять! – прокричал он. Голос его разнесся эхом по коридорам, полным хаоса. Трэш всегда верил в дисциплину, в порядок, и был убежден, что даже в экстремальных ситуациях все в его заведении подчиняются его воле. Даже ожившие. Его осанка, решительный взгляд – всё выдавало человека, привыкшего к контролю.
Но эта уверенность оказалась роковой ошибкой.
Из темного угла коридора выполз Марк Уилсон, самый первый из оживленных. Его движения напоминали движения богомола: хищные, дерганые, с резкими поворотами головы, будто он сканировал окружающее пространство. Его тонкие, словно вытянутые конечности изгибались под странными углами, а спина выгнулась дугой, создавая жуткий силуэт. За мгновение он прыгнул, и его движение было почти незаметным для человеческого глаза.
Марк обрушился на директора с такой силой, что тот не успел даже закричать. Когтистые пальцы
