в глазах Кати».
Няня перестала отталкиваться от пола и сочувственно посмотрела на Валентину.
– Чувство вины – ужасная вещь, дорогая. – Она покачала головой и провела рукой по тонким страницам раскрытой книги. – Прости нас, Господи.
Валентина подошла к окну, отвела в сторону плотную занавеску и посмотрела в ночь. Сани и кареты мелькали огнями на улицах города, который славился тем, что никогда не спит, безумно прожитыми жизнями и еще более безумными смертями. Санкт-Петербург был городом крайностей. Все или ничего. Здесь заботились только об очередной выпивке, очередном кутеже, очередной безумной ставке на жизнь или на смерть. Валентина смотрела на все это, и ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы в ее жизни было место чему-то большему.
– Нет, – чуть слышно произнесла она. – Не от Господа мне нужно прощение.
Она сильно потерла руки, но холод, который она в эту секунду почувствовала, шел не снаружи.
Было еще темно. Густая гнетущая темнота словно обволакивала мозг, мешая думать. Сверху послышались первые звуки пробуждающегося дома: слуги начали растапливать камин и натирать полы. Валентина сидела по-турецки в изножье Катиной кровати, на коленях у нее было расстелено полотенце.
– Я слышала, папа купил новую машину, пока я была в институте, – сказала Валентина.
– Да. «Турикум». Швейцарский.
– Но это же наверняка ужасно дорого!
– Наверное… Но царь только что купил себе новый «Делоне-Бельвиль», а ты же знаешь, как при дворе заведено: стоит государю что-то сделать, как все тут же бросаются повторять за ним.
– И кто его водит?
– Папа нанял водителя. Виктор Аркин его зовут.
– Какой он?
– Форма ему к лицу. Очень спокойный и, мне кажется, красивый. И еще он всегда серьезный.
– Тебе всегда нравились мужчины в форме.
Катя беззаботно рассмеялась, и у Валентины потеплело на душе. Когда-то сестру было не так просто развеселить. Однако она заметила, что этим утром глаза у Кати не были ясными, как будто туман, расстелившийся над Невой, ночью прокрался в дом и проник под ее веки. Одна нога ее лежала на полотенце у Валентины на коленях, и руки старшей сестры массировали ее, разминали суставы, придавали подобие жизни парализованной конечности. Лавандовое масло смягчало повторяющиеся движения и наполняло воздух приятным ароматом, скрывая запах, который обычно стоит в комнате, где находится лежачий больной.
Катя поуютнее устроилась на подушке, волосы бледно-золотой волной окружили ее голову.
– Расскажи мне еще про царя, – сказала она, глядя на руки сестры. – Как он выглядел?
– Я ведь уже рассказывала. Красивый, обаятельный. И игру мою похвалил.
Катя прищурилась, точно силилась рассмотреть что-то очень маленькое.
– Только не думай, что я ничего не заметила. Что случилось вчера? Почему
