style="font-size:15px;"> – Сядь и выпей вот это.
Я открыл глаза. Надо мной снова стоял капитан с дымящейся кружкой в руке. Это был чай, сдобренный ромом. Я хотел было его поблагодарить, но он оборвал меня резким и гневным движением руки. Он молча смотрел на то, как я пью чай, и в его молчании сквозила странная враждебность.
Корабль сильно качало, и в открытую дверь каюты был слышен вой ветра на палубе. Если разыграется сильный шторм, буксировать «Мэри Дир» будет очень сложно. Возможно, спасатели не смогут даже перебросить нам буксировочный трос. Я вспомнил, как Хэл назвал побережье Нормандских островов подветренным берегом. Теплое питье вдохнуло в меня новые силы. Теперь я даже смог задуматься о своей дальнейшей судьбе на борту «Мэри Дир». Я поднял голову и посмотрел на застывшего передо мной человека, задаваясь вопросом, почему он остался на корабле.
– Как вы думаете, когда подоспеет помощь? – спросил я.
– Помощи не будет. Я ее не запрашивал. – Внезапно он наклонился ко мне, стиснув кулаки и играя желваками на скулах. – Какого черта ты не остался на своей яхте?
С этими словами он резко развернулся и направился к двери.
Он был на полпути к выходу, когда я его окликнул.
– Таггарт! – позвал я, садясь на койке и опуская ноги на пол.
Он развернулся на каблуках, покачнувшись, как будто я ударил его в спину.
– Я не Таггарт. – Он снова подошел ко мне. – Что заставило тебя предположить, что я Таггарт?
– Вы сказали, что вы капитан.
– Да, я капитан. Но меня зовут Пэтч. – Он снова темной тенью навис надо мной, заслонив от меня свет лампы. – Как ты узнал о Таггарте? У тебя какие-то дела с судовладельцами? Ты поэтому оказался рядом… – Гнев покинул его голос, и он провел рукой по испачканному угольной пылью лицу. – Нет, этого не может быть. – Он еще несколько секунд всматривался в меня, а затем пожал плечами. – Поговорим об этом позже. Времени у нас много. Бесконечно много. А сейчас тебе лучше поспать.
Он снова повернулся и быстро вышел из каюты.
Поспать! Пять минут назад я хотел этого больше всего на свете. Но сейчас сон как рукой сняло. Не могу сказать, что я испугался. Тогда мне было не страшно, а просто немного не по себе. Меня ничуть не удивило странное поведение этого человека. Он двенадцать часов провел на борту в полном одиночестве. Он в одиночку потушил пожар и до полного изнеможения подбрасывал уголь в топку. Двенадцать часов ада могут кого угодно довести до нервного истощения. Но если он капитан, то почему его зовут не Таггарт? И почему с корабля не послали радиограмму о помощи?
Я встал, на негнущихся ногах подошел к столу и обулся в валявшиеся под ним резиновые сапоги. Корабль бешено раскачивало, потому что он был развернут одним бортом к ветру. Я поднялся на палубу, где меня встретили холод, оглушительный
