в город? Такое ведь часто бывает, и я бы смогла поехать домой верхом на Авроре!
Элиас громогласно рассмеялся.
– Нора, поверь мне, для рабов это награда, если им позволят пару часов прогуляться рядом с такой лошадью, вместо того чтобы рубить сахарный тростник. И не думай, что я для дороги сюда выделю им карету! Все чернокожие хорошие бегуны, не беспокойся.
Нора посчитала это странным – ведь грузовая карета в любом случае сюда приедет, почему же нельзя людям дать возможность приехать в ней? Но затем она увидела кое-что, что взволновало ее гораздо сильнее и показалось намного более жестоким, чем принуждение наматывать мили по жаре.
Еще один корабль у причала открыл свои трюмы для разгрузки, и оттуда, пошатываясь, вышли люди. Нора в ужасе смотрела на полсотни негров, большинство из которых были молодыми мужчинами, но попадались и женщины, которые с трудом выходили на воздух, неловко двигаясь, поскольку были скованы цепями. Они щурились от яркого света. Неужели все время плавания их держали в трюме?
– Откуда их привезли? – почти беззвучно спросила Нора.
Элиас проследил за ее взглядом.
– Берег Слоновой Кости, Конго… Надо бы спросить капитана. Но лучше не смотри туда: когда их только привезли и выгружают, они представляют собой неприятное зрелище. – Он ухмыльнулся. – Ты сама говоришь, что твоя лошадь оцепенеет, если ей три месяца не давать двигаться. Не иначе обстоят дела и с ними.
Нора с ужасом посмотрела на Элиаса.
– Это… Это же нельзя сравнивать! Когда мы загоняем лошадей в тесную каморку – это же для их собственной защиты от морского волнения. Но тут… Это же люди… Элиас, нельзя же запихивать их в трюм, как… как…
– Это рабы, – абсолютно спокойно ответил ей муж. – И если шкипер загоняет их в трюм, так это для его же безопасности. Представь себе, что будет, если они поднимут бунт на корабле! Сорок молодых крепких парней!
Мужчины, без сомнения, были молодыми, но точно не выглядели крепкими после изнурительного плавания через океан. Нора видела усталость, безнадежность и стыд в их глазах – то же выражение, что застыло на лице Саймона после того, как у него отобрали дом и положение в обществе. Нора понимала их боль, и сочувствие в ней преодолело отчуждение, возникавшее из-за разницы в цвете кожи. Хоть черные, хоть белые – это были люди, такие же, как она, и они испытывали те же чувства, что и она!
– Они больны, – вырвалось у Норы, – они ранены.
На темной коже людей виднелись следы крови. Это было незаметно с первого взгляда, но молодая женщина была внимательной.
– И они не должны… Они не должны быть голыми.
Она сама показалась себе глупой, когда произнесла последние слова, на что Элиас тут же рассмеялся. Этих людей вырвали из семей, их заковали в цепи, над ними издевались, – тот факт, что у них отобрали одежду, вряд ли был наибольшим
