думала, что ты никогда этого не скажешь, – материнский голос за печкой стал вкрадчивым и мягким, – Маня – хорошая девушка.– Что?!
Перед Петькиными глазами ясно вырос образ смелой, коротко стриженной русоголовой амазонки верхом на вороном жеребце. Крепкие, загорелые, стройные девичьи ноги обвивали мускулистое, лоснящееся на солнце тело животного и вдруг впились в него безжалостными шпорами. Шальной, необъезженный конь вскинулся, терзаемый незнакомой, но такой желанной и сладкой болью…
От чувственного потрясения Петька вздрогнул и отчаянно завертелся, тщетно пытаясь отогнать от себя вероломно подкравшееся из темноты наваждение.
– У Мани ресницы длинные и пушистые, а губы розовые, будто малиновым вареньем перепачканы, – продолжала издеваться мать из соседней комнаты, – А ведь она отродясь помадами не красилась. Красавица, каких поискать, а руки золотые… золотые… золотые…
Голубоглазая красавица с пушистыми ресницами тянула к Петьке ручки с тонкими, изящными, обещающими наслаждение пальчиками, призывно и задорно смеясь и приглашая с собой в бескрайнюю синь. Парень пригляделся и оторопел – на девушке не было ни нитки! Колосья пшеницы заботливо скрывали от его жадных глаз все самые волнующие линии и изгибы, но Петька точно знал, что незнакомка согласна подарить ему всю себя без остатка.
Но незнакомка ли? Что-то до боли родное, беззащитно милое. Нос почуял едва уловимый запах солярки.
– Только твоя, – прошептала девушка едва слышно, но в захмелевшей Петькиной голове её тихие, но бесконечно желанные слова прозвучали, как свадебный колокол.
– Маня? – робко спросил он, протягивая к манящему, невыносимо доступному видению руку, и его горячие пальцы утонули в море пшеничных колосьев. Опьяняющая синева неба накрыла их с Волковой прозрачным куполом, не допуская бегства, но убегать пойманный Петька не собирался, – Маня, – понял он, падая в свою первую любовь, как в бездонную, неизведанную пропасть.
– Приснится же такое, – выругался он по утру, озадаченно разглядывая вставшее торчком и никак не желавшее успокаиваться одеяло, – С Сорванцом? Да пусть меня лучше Сидоровы бесы растерзают. Ни за что, – грозно нахмурился Рукавица, неохотно из-под взбесившегося одеяла выбираясь, – Мам!
Но работящая мать уже вовсю хлопотала по хозяйству.
Глава 5. Договор
Раскалённые докрасна глаза Дьявола мешали Маньке сосредоточиться, поэтому она стыдливо отвернулась, делая вид, что разглядывает банки с вареньем. Одно дело хитростью и упорством по соседским погребам промышлять, а другое – свои заветные желания озвучивать. Да и чего, собственно, желать-то? Вроде бы и есть у неё всё: и дом, и двор, и руки золотые.
А мотоцикла нет.
– Значит, так, – начала Сорванец издалека, – Для начала мотоцикл хочу, – а вдруг желание всего одно, и она продешевила? – Только мотоцикл – это же пустяк, по сравнению с тайной века, – добавила девушка
