style="font-size:15px;"> на мешки муки, или – если было холодно – говорил мне, сморщив переносье:
«Выдь на полчасика».
Я уходил, думая: как страшно не похожа эта любовь на ту, о которой пишут в книгах… В маленькой комнатке за магазином жила сестра хозяина, я кипятил для нее самовары, но старался возможно реже видеть ее – неловко было мне с нею…
Один из учителей моих, студент математик, упрекал меня:
– Чорт вас знает, как говорите вы. Не словами, а – гирями!
Вообще – я не нравился себе, как это часто бывает у подростков. Видел себя смешным, грубым. Лицо у меня – скуластое, калмыцкое, голос – не послушен мне.
А сестра хозяина двигалась быстро, ловко, как ласточка в воздухе и
мне казалось, что легкость ее движений разноречит с круглой, мягкой фигуркой ее.
Иногда она спрашивала меня:
– Что вы читаете?
Я отвечал кратко, и мне хотелось спросить ее:
– А вам зачем знать это?
Однажды пекарь, лаская коротконогую, сказал мне хмельным голосом:
– Выдь на минутку. Эх, шел бы ты к хозяйской сестре, чего зеваешь? Ведь
студенты…
Я обещал разбить ему голову гирей, если он скажет еще что-нибудь такое же, и ушел в сени, на мешки. В щель неплотно прикрытой двери слышу голос:
«Зачем я буду сердиться на него? Он насосался книг и – вроде сумасшедшего живет».
В сенях пищат и возятся крысы, в пекарне мычит и стонет девица…*
Алексей пытался представить сестру хозяина у себя на коленях, однако чувствовал, что такое – страшно. Пекарь же, выкидывая тесто из ларя, хвастал как утешительна и неутомима его возлюбленная…
Кончив разносить булки, Алексей ложился спать. Спал всего два-три часа, но и этот короткий сон зачастую бывал полон греховными мыслями, которые, сколько ни отмахивайся, сами лезли в голову: пекарь с его мычащей от страсти девкой, хозяйская сестра. Он вставал и снова шёл разносить товар. К полуночи выпускал сдобное, затем месил тесто для хлеба. Замесить руками около двадцати пудов – не каждому под силу! Так продолжалось изо дня в день.
Ему казалось, что он влюблен в сестру хозяина лавки. Он был без ума также от продавщицы – дородной, краснощёкой девки, с ласковой улыбкой. Он вообще был влюблен. Возраст, характер и запутанность жизни Алексея требовали общения с женщиной. Ему необходима была женская ласка. Нужно было откровенно поговорить, разобраться в хаосе мыслей и впечатлений…
В конце концов, Алексей решил убить себя. Купив на базаре револьвер, заряженный четырьмя патронами, оставив записку, выстрелил себе в грудь. Рассчитывал попасть в сердце, но пробил лёгкое, и через месяц, сконфуженный, снова работал в булочной. Однако, продолжалось это не долго: как-то, придя в магазин, он увидал человека, который сказал, что женится на сестре владельца лавки.
–– Она сказала мне, что вы были влюблены в неё?
–– Кажется, да, – отвечал Пешков.
–– А теперь прошло?
–– Думаю, да, –
