бог знает как долго. Спасибо тебе за это, братец.
– Только дурак называет короля дураком, – поддержал его Эдмунд.
– Я не называл его дураком, – возразил Этельстан.
– Ну да, ты назвал его безумцем и дураком, – согласился Эдмунд. – Так даже лучше! Что на тебя нашло, почему ты себе позволил себе так с ним разговаривать?
– Он спросил моего мнения, и я его высказал. Ну ладно, признаю, я был неправ. Я решил, что он действительно хочет узнать, о чем я думаю.
– Бог мой, Этельстан! Ему не было нужды просить тебя об этом. У тебя уже несколько дней все написано на лбу.
– Чего же вы хотели от меня? Чтобы я поцеловал ему руку и пожелал счастья между ног его молодой королевы? Он бы понял, что это ложь.
– А тебе обязательно бросаться в крайности? – гнул свое Эдмунд. – Ты сам себе вредишь своей прямолинейностью! Ты хочешь иметь хоть какое-то влияние на решения, принимаемые королем. Ну и как это будет возможно, если нас изгнали со двора?
– Могло быть еще хуже, – весело сказал Экберт. – Он мог выслать нас в Гластонбери, тогда пришлось бы провести лето среди болот, кормя комаров. Сент-Олбанс, по крайней мере, в сухой местности и всего в дне езды от Лондона, а по пути достаточно трактиров и пивных.
– Заткнись, Экберт, – бросил ему Этельстан. – Король все еще считает нас детьми, и до тех пор, пока так будет продолжаться, мы не будем иметь на него никакого влияния.
– Его молодой жене столько же лет, сколько и тебе, – возразил ему Эдмунд. – Ее он, понятно, не считает ребенком. Нам следует уповать, однако, на то, чтобы ее влияние на него было не больше, чем наше.
Эта мысль заставила Этельстана поморщиться. Пока они будут несколько следующих недель или даже месяцев сидеть в Сент-Олбанс, молодая королева проведет их в постели отца. А если она родит ему сына, что тогда? Предсказания прорицательницы по-прежнему звучали в его ушах набатом, и он не видел иного им объяснения, кроме того что молодая нормандская жена их отца сумеет убедить его лишить наследства своих старших сыновей.
Глава 11
Сидя в королевском фургоне вместе с Уаймарк и Маргот, Эмма созерцала залитые солнечным светом пейзажи Гемпшира, раздвинув занавеси, чтобы впустить свет и свежий воздух. На этом отрезке пути только виды из окна и доставляли удовольствие, поскольку толстые подушки, которыми были устланы сиденья, плохо смягчали толчки подпрыгивающей на глубоких дорожных выбоинах повозки. Ей трудно было решить, что доставляет больше неудобств: плыть на борту раскачивающегося на волнах корабля или ехать внутри тряского колесного фургона. В фургоне, по крайней мере, сухо, но тяжелое неповоротливое транспортное средство тащилось так медленно за приводящими его в движение волами, что – Эмма не сомневалась в этом – пешком они добрались бы быстрее.
Радовало то, что этот долгий переезд в королевскую резиденцию в Винчестере подходил
