потом, через два года, Катюшку, вокруг в местечке одни евреи, от них хоть и воняет чесноком, но все-таки не горцы, чеснок – не пуля, сморщишь нос от вони, но не умрешь. Литовцы в усадьбах окопались, как кроты, сеют, пашут, на рожон не лезут. Попробовали в шестьдесят третьем, да против графа Муравьева кишка тонка, быстро их усмирили. Кажется, живи да поживай, грибы соли, капусту ставь, варенье вари – ан нет, все чего-то требуют, все чего-то хотят, одним равенство подавай, другим школы открой, да откуда царю-государю на всех равенством и школами запастись? Взять немцев, на ихней территории тоже всякие народности проживают, а все немецкое: равенство немецкое, школы – немецкие. И никто не бунтует, в вице-губернатора не стреляет, по лесам не бродит.
И тут Нестерович вспомнил сына корчмаря. Вот кто ему поможет! Прыщавый Семен знает всех евреев наперечет: от последнего нищего до Маркуса Фрадкина. Парень он безалаберный, ленивый, но смышленый. Нестерович к нему и раньше подъезжал, но тогда прыщавый Семен ушел от ответа, не сказал ни «да», ни «нет».
– В корчму, Ардальон, в корчму, – вслух произнес урядник и ускорил шаг. Лишенный возможности командовать полком, или ротой, или, на худой конец, отделением, Нестерович, особенно в подпитии, отдавал приказания самому себе и в такие минуты чувствовал себя не нижним чином уездной полиции, а по меньшей мере фельдмаршалом. – В корчму!
Прыщавый Семен уже ходил, но был слаб, лицо его вытянулось, нос заострился.
– Все еще хвораем? – спросил Нестерович и обхватил руками резную спинку кровати.
– Хвораю, – хмуро ответил Семен.
– В такие дни грех в постели валяться, – пробасил урядник. – Если валяешься один. – И усмехнулся.
– Пить будете?
– Нет. Гонец из уезда приезжал… бутылочку с ним на пару распили.
– Подождали бы, пока выздоровею, – придушенно сказал прыщавый Семен.
– Рад бы, Семен Ешуевич, – урядник даже назвал сына корчмаря по отчеству, – да дело спешное. Как я уже докладывал, гонец из уезда приезжал… депешу привез… Покушение на виленского вице-губернатора… По всему Северо-Западному краю розыск объявлен.
– Я-то при чем? – притворился равнодушным прыщавый Семен. – Я-то в него не стрелял.
– Ваш стрелял.
– Ну и что?
– Вот я и подумал, Семен Ешуевич: свой своего скорее сцапает.
– Свой своего скорее сцапает, но и отпустит скорее, – уколол урядника сын корчмаря.
– Если свой – наш, то не отпустит, – осклабился Нестерович. – Мы же вроде с тобой договорились?
– Договаривались, – уточнил прыщавый Семен.
– За него и награда назначена, – смягчился Нестерович. – Пятьсот золотых…
– Подорожали евреи, – пробормотал сын корчмаря. – Раньше за них больше сотни не давали. Его превосходительство
