взывает он к Ине, протягивая чашу в ночь нетвердой рукой, пытаясь между тем держаться ровно, – в любом случае, эта чаша за твое здравие, – громко провозглашает он, прикладываясь к необъятной чаше.
Счастье, что тьма так надежно скрывает ее, фыркнула Ина, стараясь поскорей покинуть открытое взору место, на ее счастье, в таком состоянии вряд ли грозный Владелец понимал, кто перед ним. Ина заплывает назад в заросли, которые прячут ее от Иавана.
– Я с удовольствием превратила ла бы тебя в тень в Гармоничном мире, чтобы Водяное чудо переправило тебя в Запретный лес на съедение многоруким великанам, – бормотала Ина, вылезая на берег. Такое буйное хмельнопитие в Гармоничном мире наказывалось превращением в тень. Там это считалось пороком, достойным самого строгого наказания.
Злата тут же подает прихваченную ею из покоев простынь, заботливо помогая Ине вытереться и, наконец, закутавшись в шубу подаренную Владельцем, Ина следует за Златой уже знакомой дорогой…
– Я расчешу вам волосы, Ина, – берет с готовностью Злата золотой гребень, оставленный на небольшом столике у ложа.
– Нет, нет, – сопротивляется Ина, поднимая руку, – иди, отдыхай. Я дальше сама.-
Не хватало еще, чтобы старательная девушка до утра плясала вокруг нее, исполняя то, что привычно делать Ине самой.
Злата покорно склоняет голову и удаляется, тихонько прикрыв за собой дверь.
«Какая дикость, – бродит в голове, – какая грубость,» не может успокоиться Ина. Она садится на кровать, машинально разглаживая нежную ткань рубашки для сна. Увиденное не идет из головы. Как ужасен мир людей. Ходят в шкурах убитых ими животных. Служат по принуждению, а не по желанию. Какие еще кошмары предстанут перед ее глазами, какие неведомые ужасы ожидают ее в этом диком мире. От этих мыслей щемящая тоска по утраченному дому, Гармоничному миру, так ощутимо пронзает холодом сердце. Она натягивает рубашку для сна и усердно просит прощения у убитого неведомого зверя медведя, но ничего другого как накрыться его шкурой ей не остается. В комнате действительно очень холодно, а потоки пульсирующей энергии так и не проявляются, не привнося привычного спокойствия в окружающее, и даже омовение не принесло ожидаемого результата…
Ина проснулась, когда первый луч встающего солнца проник через узкое окно опочивальни, ярко освещая каменное пристанище Ины. Она тяжело вздохнула. Не очень приятное пробуждение в чужом, таком чужом для нее мире. Тихо открывается дверь.
– Простите, госпожа, ой, Ина, – тут же поправляется Злата, – я помочь вам собраться к утренней трапезе. Правительница не любит ждать, а мне она еще с вечера наказала вас добудиться и собрать. Это так почетно, так почетно, – продолжала Злата, уверенно хлопоча вокруг. И опять гремели серебряные посудины, звенела струя воды наливаемой Златой из кувшина, разбиваясь о дно посудины для утреннего омовения, –
