плывущего по воле ветров сквозь просторы марсианских небес; корабль без команды, обреченный на гибель и подвергшийся разрушению, как будто символизировал собой историю жизни странных и жестоких существ, в чьи враждебные руки бросила его судьба.
Чувствуя себя почему-то чрезвычайно подавленным, я медленно спустился на улицу. То, чему я стал свидетелем, как будто означало унижение и уничтожение неких родственных существ, а не победу зеленой орды над себе подобными. Я не понимал этого ощущения, но не мог и избавиться от него; где-то в тайниках моей души зародилась непонятная тяга к тем неведомым врагам. Теперь я крепко надеялся, что флот вернется и отомстит зеленым воинам, столь безжалостно и беспричинно напавшим на него.
Следом за мной, как всегда, топал Вула, гончий пес; когда я вышел на улицу, ко мне стремительно подбежала Сола, словно давно и усердно меня искала. Процессия вернулась к площади, а возвращение домой было отложено; вообще-то, предполагалось, что лучше выждать целую неделю, из страха, что воздушные суда прилетят и нападут на зеленое племя.
Лорквас Птомел был слишком сообразительным и опытным воином, чтобы очутиться в ловушке на открытой равнине, с обозом и кучей детей, и потому мы остались в заброшенном городе, выжидая, пока не минует опасность.
Когда мы с Солой вышли на площадь, мои глаза узрели нечто такое, отчего все мое существо наполнилось отчаянной смесью надежды, страха, ликования и уныния, но надо всем преобладало еле уловимое ощущение облегчения и счастья; ведь когда мы приблизились к толпе зеленых марсиан, я мельком увидел захваченного на боевом корабле пленника, которого теперь грубо тащили к ближайшему зданию две зеленые марсианские женщины.
И взгляд мой упал не на что иное, как на стройную девичью фигуру, похожую на земных женщин из моей прошлой жизни. Она сначала меня не заметила, но прямо перед тем, как исчезнуть в дверях своей тюрьмы, обернулась – и ее глаза встретились с моими. У нее было овальное, невероятно прекрасное лицо с чеканными изысканными чертами и сверкающими глазами; его обрамляли завитки угольно-черных волос, свободно уложенных в странную пышную прическу. Кожа девушки слегка отливала медью, очаровательно оттеняя яркий румянец щек и великолепно очерченные губы рубинового оттенка.
Она была так же скудно одета, как и зеленые марсианки, сопровождавшие ее, то есть, кроме затейливых украшений, на ней ничего не было, и одежда не скрывала совершенства ее безупречной фигуры.
Прямо перед тем, как исчезнуть в дверях своей тюрьмы, она обернулась – и ее глаза встретились с моими.
Когда взгляд девушки остановился на мне, ее глаза расширились от изумления и она слегка шевельнула свободной рукой, сделав некий знак, которого я, конечно же, не понял. Лишь одно мгновение мы смотрели друг на друга, а потом свет надежды и вновь вспыхнувшей отваги, озаривший ее лицо, угас, и вновь на нем возникло выражение крайнего уныния, смешанного
