себя такой живой.
– Этого мы все хотим, – говорит отец, наклоняется и рисует пальцем сердце на песке. – Жить на пляже, чтобы чувствовать себя живым. – Пару секунд папа с Энн обмениваются спокойным взглядом как отец с дочерью. – Ради того чтобы ты, Энн, жила. И получила новое сердце. – Он встает и стряхивает песок с пальца.
– А еще речь идет о смерти, – добавляет Кейд. – Потому что, если ты получаешь новое сердце, значит, у кого-то выдалось не очень удачное лето.
Энн тут же мрачнеет.
– Спасибо большое, что напомнил мне об этом, – говорит она, ее глаза тут же краснеют и наполняются слезами. – Умеешь ты все испортить.
Она поворачивает и направляется назад к дому.
– Молодец, Тупица, – «хвалю» я.
Папа качает головой:
– Кейд, тебе следует научиться некоторые мысли держать при себе.
– Пап, но это же правда. Я не хочу, чтобы Энн умирала, но и не хочу, чтобы умер кто-то другой.
Он нерешительно улыбается и ерошит Кейду волосы.
– Я знаю. Но хочешь, я что-то тебе скажу? Поскольку я отец, я – эгоист. Хочу, чтобы Энн жила долго-долго. Поэтому если кто-то должен этим летом умереть – а мне бы очень этого не хотелось, – но если такова воля Господа, тогда я буду молиться Всевышнему, чтобы это оказалась не твоя сестра. – Папа легонько обнимает Кейда за плечи. – Пойдем, сынок. – Поворачивается ко мне и знаком призывает следовать за ними.
Я не шевелюсь.
– Я могу здесь еще ненадолго остаться? – С моих уст слетел лишь шепот, но непрекращающийся ветер донес его до папиных ушей. – Пока солнце не село?
Изначально я уверена, что он не разрешит: девочке-подростку не стоит одной оставаться на пляже. Но потом он, наверное, что-то разглядел в моих глазах, потому что успокоился.
– Никуда не уходи, – предупреждает он. – Скоро прилив, не подходи слишком близко к воде. Увидимся позже.
Как только он скрывается с глаз, я направляюсь прямиком к воде. Однако не захожу далеко – только ноги намочить. В конце концов, вода почти ледяная: на побережье Орегона всегда холодно. Какое-то время я стою на одном месте, все больше погружаясь в песок всякий раз, как вода вокруг моих лодыжек отступает назад в океан. Когда ноги немеют, я отхожу на то место, куда вода не достает. Палочкой рисую на песке – крошечное сердечко, похожее на то, что папа рисовал пальцем.
Только мое больше походит на сердце моей сестры: кривое, немного неправильной формы.
Когда дело касается живописи (а для меня даже простой рисунок на песке – живопись), я стремлюсь к совершенству. Я не хочу рисовать сердце такое, как у Энн, – с дефектами. Чтобы исправить, я рисую вокруг первого сердечко побольше, но мое новое сердце такое же перекошенное.
Что со мной? Это не должно быть сложным! Может быть, мои руки тоже занемели.
Испытывая разочарование, я продолжаю в сумерках рисовать сердца
