его понимание природы ужаса менялось. Теперь ему было ясно, что он ничего об этом не знал. Йен думал, что ужас заключался в войне, в разорванных трупах, горами лежащих на поле битвы. Это место показало, что он ошибался.
Йен едва дышал. Словно в настоящем аду, муки его души превосходили муки тела. Гнетущая атмосфера давила на него, стены, казалось, дрожали от страданий невинно покалеченных человеческих душ. Это был ужас во всей его омерзительной безнаказанности.
Йена мучила мысль о том, что он мог вернуться в Англию раньше, но ему помешало глупое чувство вины. Если бы не это, если бы не его никому не нужная гордость, Ева уже давно могла быть на свободе. Даже один день, проведенный в этом месте, казался вечностью.
Лорд сглотнул, пытаясь избавиться от кислотного привкуса отчаянья, которым был пропитан воздух сумасшедшего дома.
Тут все было не таким, каким должно быть. Двери казались не просто дверями, а порталами в новые круги ада. Неприятного вида надзиратель открыл одну из них. Тяжелый дубовый массив со скрипом разошелся.
– Ей дали лекарство, милорд. Хотя она и не буйная. – Он усмехнулся. – По крайней мере, приступов давно уже не было.
– Спасибо.
Йену ужасно хотелось сжечь это проклятое место, чтобы от него осталась одна зола. Или, по крайней мере, вцепиться в широкое горло стоявшего перед ним надзирателя, чтобы тот не смог больше дышать и тем более смеяться. Но его останавливала мысль о спасении Евы.
В комнате на полу стояла лампа, которая пыталась хоть как-то рассеять темноту, но у нее это не получалось. Здесь не было ни окон, ни стульев, только кровать, достаточно широкая, чтобы на нее могли лечь двое.
Йен перевел дыхание и перешагнул через порог. Дверь за ним захлопнулась с громким стуком. Его глаза не сразу привыкли к полутьме. На полу танцевали тени. Золотистый свет от лампы освещал в основном кровать.
Йен прищурился. Где же Ева?
В тишине послышался шорох, и Йен обернулся. Краем глаза он уловил какое-то движение. Рядом с дверью, прислонившись боком к стене, стояла женщина. На ее изможденном теле мешком висело коричневое платье. Темные волосы падали на лицо. Они были так коротко острижены, что их нельзя было собрать в прическу. А глаза?
Йен едва видел их в этом тусклом свете. Зрачки превратились в две маленькие точки, плавающие в голубом океане. Глаза у нее были того яркого оттенка, каким было небо в давно забытый ими летний полдень.
Ева слегка качнулась, и Йен бросился к ней, чтобы поддержать. Но она не упала, а отклонилась в сторону. Ее тело двигалось так грациозно, что казалось, будто перед ним не человек, а невесомая бабочка. Если ее схватить, то ее тельце помнется, тонкие крылья сломаются, и она упадет на землю.
Евы тут не было. Она находилась где-то далеко, и это разрывало сердце Йену.
– Ева? – шепотом позвал он, чувствуя, как подступают слезы.
Она повернула к нему голову, но смотрела куда-то далеко, широко раскрыв глаза.
Йену до боли хотелось обнять ее. Заботливо
