росы ты увидишь меня.
В небо брошен тобою я.
Светом нежной зари
обернется душа моя…»
С. Г.
***.
«От созвездья,
что словно виноградная гроздь,
от Звезды, что словно слеза от счастья,
снизошел ко мне вчера несказанный гость
и приветствовал меня:
«Королева, здравствуй!»
И мечом своим, как лучом сверкающим,
он отсек тень мою от тела.
И душа моя, в вечном Свете тающая,
к вечной радости полетела.
Но последним взглядом, на Землю
брошенным,
я нашла того, кто во мрак закован,
и вошла к нему я земной, непрошенной,
и звала его душу небесным словом.
Но давно позабыл неземные тайны
пленник призрачной песни во мгле
ненастья.
Вспоминай меня, если будешь случайно
на Звезде, что словно слеза от счастья…
***
«Мы были легендой, а стали притчей во языцех…»
Ты был законным наследником престола – настолько законным, что после совершеннолетия тебе пришлось доказывать это силой… Кому? Своему родственнику Hugo, высокому, по-своему красивому (разве и ворон не красив?), совершенно не отягощенному никакими моральными запретами. Его власть была безграничной, он был твоим регентом. Это был непобедимый викинг Космоса. Он не боялся смерти, потому что был и остается вечным. Когда он смотрел мне в глаза, я слышала его мысли. Он смеялся над тобой (может быть, поэтому не спешил тебя уничтожить), смеялся над моей любовью. На твоем челе сиял не золотой венец (да ты ведь и был еще только принцем), а венец нашей Звезды. Твои волосы еще искрились звездной пылью. Он, Hugo, был силен и настойчив, мы были светлы и невесомы. Он хотел, чтобы я и он, мы вдвоем с ним владели миром, который он создал. Это значило принести тебя в жертву и отдать свою душу в рабство. В конце концов Hugo уничтожил нас, но пока кто-то из нас помнит хоть что-то, мы живы.
Может быть, мы не всегда поступали так, как хотелось бы историкам и моралистам. Официальные версии исторических событий всегда были ложью. Тот, кто их сочиняет, не заботится о любви и ненависти, которые волнуют людей и подвигают их совершать эти самые «события».
Нам очень хотелось быть вместе, но до твоего совершеннолетия это было невозможно без согласия регента. А кто знал, дожил бы ты до двадцати одного года?.. Это и было решающей причиной, по которой я согласилась бежать с тобой на берег моря и дальше – на твой маленький корабль.
Перед отплытием, на земле, мы с тобой ушли на скалы и там, перед лицом звезд сказали друг другу то, что дважды не говорят. Что бы ни было дальше, эти слова для меня святы.
Корабль плыл вдоль диких берегов. И сама я была дикаркой, хотя и любила тебя. Много же времени прошло с тех пор; сколько раз надо было потерять тебя,
