девчонку, и был, конечно же, прав, когда грозил себе запоздавшим пока раскаянием и утерянным самообладанием.
Мы оставляем читателям самим домысливать, что той блаженной ночью приснилось бедному поэту. Мы просто оставим им три детали, которыми они могут располагать в своих фантазиях: вечная жизнь, вечная весна и Виолетта.
Утром Леонид проснулся и ощутив себя несколько разбитым от вчерашнего кофе и сигарет, вспомнил все произошедшее с ним вчера. Хотя радость от нежданной встречи и не погасла, продолжая излучать ровное хорошее настроение, все же утро есть утро: он всегда отрезвляет. И если вечером мы склонны писать стихи, письма былым возлюбленным и мечтаем о недостижимом, то утром мы с иронией бросаем взгляд на черновики, рвем те самые письма и, обнаружив, что в хлебнице осталась одна сухая корка, наспех умываемся и топаем в булочную.
Леонид, хоть и не был склонен иронизировать по поводу собственного творчества и письма Виолетте не сложил, надеясь ее еще увидеть, хлеба, действительно, нигде не обнаружил и, наспех умывшись, отправился в магазин.
5. Патриарх словесности
По возвращении он обнаружил около своей двери Семена Богатого. Тот сидел на корточках, прислонившись к стене, по обыкновению устремив глаза в потолок и насвистывая, и не оборачиваясь на шаги, помахал рукой:
– Здорово, хозяин! Как хорошо, что ты вернулся, хозяин!
– Ты чего так рано? – стараясь казаться строгим, спросил Леонид.
– Потому что по делу. Я долго размышлял о реалиях нашего с тобой творческого пути и прочее, и пришел к выводу, что мы оба приблизились к определенному этапу. Всяк по своему, но одновременно и неуклонно пришли.
– А дальше?
– Я переосмыслил ту шкалу ценностей, по которой подозрительно высоко имел обыкновение оценивать себя, как творческую единицу. Я узрел, что шкала эта варварски устарела, обветшала, вздыхает на ладан и скандально вышла из повиновения, не считаясь с такими вечными мерилами, как совесть, общечеловеческая мораль и достижения наших предшественников.
– Уточни.
– Сначала впусти меня на свою уютную кухоньку, где я раскурю позаимствованную у тебя сигаретку и выпью пару чашечек твоего инстант-кофе, а потом требуй уточнений.
Леонид засмеялся, а не заворчал, как того ожидал Богатый, и открыл дверь. Семен бесцеремонно бросился на кухню, плюхнулся на ржавую пишущую машинку и потянулся к сигаретам. Однако тут его чуткий нос что-то заподозрил и трепеща ноздрями, Сема замер.
– Женщины, – наконец, произнес он стыдливым тоном. – У человека искусства ночуют женщины. Вместо того, чтобы творить…
– Никто не ночевал, – оборвал его Леонид. – Днем заходила одна знакомая. Выкладывай про свою новую шкалу ценностей.
– Начну издалека. У меня как человека, создавшего
