в его лице, нескрываемое раскаяние, печаль и стыд, которые он был не в силах скрыть. Теперь она все время представляла его в тюрьме, наедине с дурными мыслями. Он был болен, по крайней мере умственно. У нее не было сомнения в этом. Но суд решительно отверг версию умственного помешательства. Может, ей, Клею и отцу следует прислушаться к доводам в пользу досрочного освобождения? Двенадцать лет – срок немалый.
«Прекрати», – обругала она саму себя. В ней говорили материнские гены, хотела она этого или нет. Лейси была обречена испытывать сочувствие ко всему живому.
– Его следовало бы зажарить, – сказала она, злясь в этот момент скорее на себя. В ее устах эти слова прозвучали столь чужеродно, что брат и отец уставились на нее с недоверием.
– Ладно, значит, мы договорились, – подвел итог отец. – Мы опротестуем просьбу о досрочном освобождении. Я найму адвоката, чтобы решить, какие шаги нам следует предпринять.
В ту ночь Лейси распахнула окна, чтобы морской ветер как можно сильнее колыхал шторы. Почему-то Лейси это завораживало. Сидя на краю кровати, она слушала смех из комнаты Клея и Джины. Она любила их, и ей нравилось, что они вместе, но звук их смеха усиливал чувство, которое охватывало ее по вечерам, – чувство одиночества. Это ощущение лишь нарастало, как только она накрывалась одеялом. Это было самое одинокое время в мире. Как же тоскливо в постели одной ночью, в темноте, когда компанию тебе составляют только собственные безрадостные мысли. Пустота, которую она ощущала, не была новой. Она началась, когда умерла мать. Она тогда потеряла и отца, так как он погрузился в горе. Но, когда он начал встречаться с Оливией, женщиной, на которой он впоследствии женился, ситуация изменилась к лучшему. И хотя Оливия была добра к Лейси, она была больше родителем, чем другом.
В какой-то момент Лейси решила, что сможет заполнить эту пустоту с помощью парней, неважно, сколь кратковременны будут эти отношения. Она выросла и стала женщиной, но пустота осталась, зияющая и неутолимая, и Лейси продолжала заполнять ее единственным способом, который знала. У нее было не так уж много любовников. Не столько, сколько думал Клей, когда отчитывал ее за беспорядочность сексуальных связей. Однако все мужчины, которых она выбирала, вписывались в одну модель: это были плохие парни, нетерпеливые и вечно возбужденные, которые ничего не требовали от Лейси, их интересовал только секс. Это было то, в чем она преуспела. Может быть, больше ни в чем.
После смерти матери Лейси бессознательно начала подражать ей. Она старалась быть такой женщиной, какой ее хотела бы видеть мать: занималась волонтерской деятельностью, присматривала за детьми, читала старикам в доме престарелых, сдавала кровь в больнице.
Но тяга, которую она испытывала к недостойному сорту мужчин, всегда мучила ее. Несомненно, мать не одобрила бы этого. Как же она ошибалась на этот счет! Оказалось, что она подражала матери и в этом. Это открытие шокировало ее. Анни О’Нил попросту была шлюхой и обманщицей.
С
