его коварная смерть спустя всего несколько недель после кончины отца. Несчастный случай, и некого винить! Внезапно и против своей воли я оказалась единственной наследницей состояния, накопленного тремя поколениями семьи Лоджей.
Горестно вздохнув, я продолжила вычесывать гриву Светоча, находя успокоение в ровных, ритмичных движениях своих рук. Вообще-то, негоже было мне – богатой наследнице – заниматься простой работой на конюшне, но мне всегда нравилось находиться подле лошадей. Здесь я чувствовала себя как дома, и эти благородные животные были моими друзьями, сколько я себя помнила. Отец научил меня ездить верхом, едва я начала ходить. Мы с ним очень любили наши совместные прогулки верхом и отправлялись на них при любой возможности. Иногда мы навещали наших арендаторов, а иногда исследовали угодья, прилегающие к нашим землям. Я знала обветренные склоны гряды холмов Мендип-Хиллз к северу от Гластонбери почти так же хорошо, как и обитателей коттеджей у ее подножия.
Такие противоположные пристрастия, как любовь к домашнему очагу и уюту, с одной стороны, и жажда новых приключений – с другой, были у меня в крови. Мои дед и прадед считались одними из самых рисковых и удачливых бристольских купцов. Когда дед был молод, он предпринял путешествие в Новый Свет через всю Атлантику и вернулся с захваченными в плен дикарями. Свои экзотические живые трофеи он презентовал королю. Отец прервал семейную купеческую традицию и первым из Лоджей вложил деньги в землю. Он купил поместья в Сомерсетшире и Глостершире, а также дом в Гластонбери. Все эти имения вместе с их движимым имуществом стали теперь моими. Но я бы с радостью отдала все, что волею судьбы оказалось в моих руках – и даже Светоча Хартлейка, – чтобы вернуть к жизни отца и брата.
При звуке шагов по деревянному настилу конюшни я обернулась. «Должно быть, кто-то из конюхов…» – подумала я с некоторым удивлением, ибо ранее отпустила работников, и сейчас они уже, скорее всего, резались в карты или кости в своей комнате над конюшней.
Но вместо Питера или Барнаби ко мне опасливо приближалась моя мачеха Бланш. Никогда раньше я не видела ее такой растерянной и неуверенной в себе. Я тотчас отложила в сторону гребень и пук соломы, которым обтирала бока коня, и отвела вороного в его стойло. Моя мачеха побаивалась лошадей. Она родилась и выросла в городе, и так и не научилась ездить верхом. Бланш сморщила нос, учуяв запах конского навоза. Меня этот запах совершенно не беспокоил, но я взяла ее под руку и вывела наружу на мощеный двор.
Здесь, при ярком свете солнца, я поняла, что заставило мою мачеху преодолеть свои страхи и отправиться искать меня на конюшню. Ее полная белая ручка судорожно сжимала какое-то послание, да так сильно, что печать на нем была сломана.
Отец время от времени получал письма, но я ума не могла приложить, кто бы стал писать его вдове. Она не состояла в переписке со своими друзьями, поскольку ее, как и большинство женщин, никогда не учили ни читать, ни писать.
– От кого
