его так не достает теперь.
В нижнем ящике моего письменного стола лежит жестяная коробка. Там две сберкнижки, обе на твое имя: одна – для тебя, другая – для Алины. Я напишу ей тоже, но это так трудно. Осталось совсем мало сил. Прощай, моя лучшая в мире мама. Не плачь и не тоскуй обо мне. Я оставляю тебе Алину. Целую тебя много-много раз. Твой сын Ник».
Во втором письме папа обращался к кому-то по имени Рени. Кто она, я даже не предполагала и поэтому прочитала эти несколько строк, из которых состояло письмо. Но в письме не было никаких указаний, кто она и где можно ее отыскать.
Я не могла понять, откуда взялись эти письма в конверте и где папино письмо мне. Я еще раз заглянула в конверт. Он был пуст. Не было письма и в шкатулке. Не могло же мое письмо трансформироваться в эти два. По спине снова поползли мурашки. Я закрыла лицо руками, чтобы в деталях восстановить, как я его убирала. «Дверь ходит ходуном. Из-за двери доносится мерзкий голос бешеной собаки Криса. Я с письмом в руках хочу убежать через окно. Вижу, идет мать. Это меняет дело. Теперь можно быть спокойнее. Мне хочется быстрее убрать письмо в шкатулку, которая находится в коробке. Не вытаскивая шкатулку из коробки, отыскиваю кнопку сбоку. Крышка открывается, быстро кладу конверт в шкатулку и захлопываю ее. Вставая, опираюсь рукой о крышку шкатулки, она открывается. Хочу закрыть ее, но вижу, что осталось само письмо. Уже слышу голос матери. Я быстро кладу письмо, не убирая в конверт, на какие-то пестрые бумажки, захлопываю крышку. Закрываю стенку шкафа и шкаф. Иду к двери».
Стоп. В шкатулке не лежат никакие пестрые бумажки. И когда открылась крышка второй раз, я не нажимала кнопку. Понятно, скорее всего, крышка двойная. Захлопываю шкатулку. Нажимаю на крышку рукой – никакого результата. Смещаю руку. Снова нулевой эффект. Закрываю глаза. Крышка тогда открылась на меня. Разворачиваю шкатулку и, как тогда, сначала опираюсь ладонью, а потом пальцами. Открылась верхняя часть крышки. Письмо для меня лежало сверху пестрых бумажек – денежных купюр и на них записка «Можно взять в экстренном случае». Забираю письмо. Крышку закрываю. Еще бы понять, как я могла не заметить в конверте два других письма. Это казалось невероятным. У меня была уверенность, что, кроме моего письма, тогда в конверте больше ничего не было.
Я слышу, как открывается замок входной двери. Бабушка и Тоби прошли по коридору, чем-то тихонечко шурша. Потом бабушка с кем-то говорила по телефону:
– Я ей скажу, чтобы она сначала к тебе зашла. Нет, я не знаю, какой у нее балл. Вечером заходи к нам, обсудим.
Дождавшись, когда она закончит разговор, я вошла в зал с конвертом в руках, где лежало письмо для нее и письмо для меня.
– Алина, дружочек мой, как спалось?
Посмотрев на меня, на конверт в моих руках, бабушка остановилась на полуслове, хлопнула ладошкой возле себя по дивану, приглашая сесть. Я достала из конверта оба письма и протянула то, которое было адресовано ей. У меня уже текли слезы, я понимала, как ей тяжело будет это прочитать. Рука с письмом опустилась на колени.
