из солдат перебежит к немцам, не уйдёт от кары!
Я мгновенно повернулся и увидел глаза мл. лейтенанта.
– А, это ты? Я так и знал!
Что я мог ещё сказать ему?
Офицеры дивизии засуетились, забегали, вскочили в сани и, трогаясь с места, крикнули в сторону солдат охраны:
– Сбросьте его под обрыв!
Тоненько звякнул подвешенный под дугой жеребца колокольчик, сани резко рванулись, офицеры в них дернулись и покатили со школьного двора. Конвойные, торопясь, скинули с обрыва неостывшее тело, попрыгали быстро в сани и поспешили наутёк. Так прошёл ещё один день войны.
Но почему-то мне запомнились два основных момента, связанных со школьным двором в Верховье.
Первый – когда мне сзади на плечо навалилась физиономия мл. лейтенанта, говорившего о возмездии. Лицо его я больше никогда не видел и постепенно забыл, а противный запах из желудка и изо рта запомнил надолго. Я вспоминал потом, как перед отъездом они оттащили к обрыву тело убитого. На холодном снегу остались кровавые полосы, освещенные зимним солнцем. Испачкали кровью весь снег! И уехали!
[И] второй момент, который запомнился мне. Во дворе этой самой школы командир дивизии генерал Березин принимал гвардейское знамя. Березин и Шершин дали клятву, встали на коленки в том самом месте около обрыва и целовали край красного знамени первыми. Красный отсвет от знамени был виден на снегу потому что, как и в прошлый раз, светило зимнее солнце. Но вернёмся к прошедшему дню.
После всего, что случилось, солдаты притихли, сутулясь, вернулись в комнату и завалились на солому досыпать. Я тоже лёг на свою кровать. Долго лежал с открытыми глазами, смотрел на оживших тараканов, которые ползали около тёплой печи. Зачем эти тыловики нам, испытанным воякам, преподали кровавый урок?
Через несколько дней меня вызвали в штаб полка и приказали отправиться в Шайтровщину за получением пополнения. Мне вывели из сарая лохматую неказистую лошадёнку и принесли армейское седло.
Уложив на спину лошади седло и подтянув под брюхом подпруги, я вскочил в стремя, перевалил ногу через седло и с места рысью погнал по дороге.
Лошадёнка послушно бежала по большаку. Устав, она сама переходила на шаг, шла без понуканий, вертела хвостом и мотала головой. Но стоило мне подать тело вперёд, не натягивая поводья, она, не дожидаясь пинка по бокам, сама переходила на мелкую рысь. Это была умная и сообразительная лошадёнка. Через каждые два-три дня я ездил верхом в дивизию и приводил оттуда десятка по два, по три новобранцев. Вот кому нужно было показывать сольный концерт!
Люди были одеты в пёструю одежонку. Кто в чём. У некоторых на ногах были старые подшитые валенки, у других обмотки с ботинками, а у большинства онучи и лапти. Прибывших сразу распределяли по ротам.
Мобилизация в армию проходила так.
Рота человек тридцать обстрелянных солдат ночью незаметно окружала деревню. Вокруг деревни выставлялись
