лопасти поблёскивали, с них текло.
«Лида спокойна. Дьявольщина. Мне что же, почудилось?»
– Не надо со второго, – отозвался я. – Само очистилось.
– Может, всё-таки накинешь плащ?
Я не нашёл в себе сил отказать, без слов натащил на голову мутный капюшон, продел в рукава руки. Лодку между тем вынесло из протоки на открытую воду бортом вперёд. Я снова взялся за вёсла. Пластикатка трещала, как целый взвод сверчков. Грёб я и думал: что мы делаем? Мы, двое взрослых, прёмся вопреки здравому смыслу и советам знающих людей в дождь против течения. Каким чудом мы здесь оказались? Я – ладно, всегда был упрямцем. Но Лидка? Поначалу и слышать не хотела про Коропово, а теперь – извольте, выглядит довольной. Лидка, Лето моя. Глянувши на Лидку, поспешно отвёл взгляд. Чутьё на фальшь у неё – лучше не надо. Не в том ужас, что мерещится всякое, а в том, что Лидка чужой кажется, подменённой. Чепуха. Шестнадцать лет вместе. Почему мне странно, что мы вдвоём в лодке? Мы?.. Себе не ври хотя бы. Как я сюда попал, каким чудом? Рахим с его предложением, сборы, потом трепливый таксёр, дом-хоромы, мостки. Когда я почуял неладное? Чёрная собака – к раздору. Примета чуда. Причуда. Теки, река, реки, река… Об этом нельзя, брось. О том лучше, как мы с женой – именно «мы» и «с женой», понятно тебе?! – попали в чужой дом на берегу Донца. Раскрой оконце до самого донца… Фу, говорю. Фу! Нельзя. Лезет из прошлого всякая донная муть. «Утопла», – лодочник сказал. Утонула и утонула. Мир с нею.
Я старательно грёб против течения, размышляя над тем, как мы с Лидкой оказались в чужой доме на берегу реки.
II
Таксёр всю дорогу развлекал меня политическими рассуждениями, я помалкивал, чтобы трепло это нас не угробило в запале дискуссии, лишь изредка позволял себе вклеить междометие – осмотрительно, потому как очень скоро потерял нить и не хотел репликой «да-да, конечно!» подписаться под какой-нибудь гадостью. Таксисту не нужен был собеседник; кажется, и без слушателя легко обошёлся бы, политика лезла из него сама собою, лилась сквернословным потоком, как из ополоумевшего радио. Кажется, сам не понимал, что несёт. Впрочем, раз или два всё же извинился перед Лидкой за особенно крепкие выражения – почём зря. Спала она. Пока я забрасывал баулы в багажник, основательно устраивалась на заднем сиденье, точно не час езды нам, а десять. Всё ещё дулась на меня за то, что не сказал заранее куда везу, поставил перед фактом. «Коропово? Это где?» «Бывший Коробов хутор, село Задонецкое. Не слышала разве?» «Слышала. Туда не поеду» «Почему? Там река. Донец. Понимаешь, дом прямо на берегу. Красота! Надо ехать, я обещал» «Не хочу, и всё». Чем больше упиралась, тем больше я настаивал, пытался дознаться: «В чём дело? Почему? Чем тебе не нравится Коропово?» – и чем больше выспрашивал, тем больше она злилась. На меня или на себя – не знаю. Поехали из чистого упрямства, это надо отметить. Сам я тоже чуть было не отказался, когда Рахим поведал, где его дача распрекрасная – в Коропово, неподалёку от моста, Монастырская семнадцать. «Первая
