этаже с комнатой её госпожи, вот большое светлое окно, около которого она так часто сидела, распевая за работой; вот полочка с книгами и разными мелкими вещицами, – всё рождественские подарки, – вот шкаф и комоду где хранится её незатейливый гардероб, одним словом, здесь её дом, её собственный уголок, в котором ей в сущности, счастливо жилось до сих пор. Здесь на кровати лежал её спящий мальчик, длинные кудри его рассыпались по подушке, розовый: ротик был полуоткрыт, маленькие, толстенькие ручки разметались по одеяльцу. веселая улыбка освещала всё его личико.
– Бедный мальчик! мой бедный крошка! – сказала Элиза, тебя продали, но мать спасет тебя!
Ни одна слеза не упала на подушку спавшего. В такие минуты у сердца нет слез, оно молча истекает кровью. Она схватила кусок бумаги и быстро написала карандашом:
– Миссис! дорогая моя миссис! Не считайте меня неблагодарной, не думайте дурно обо мне, – я слышала всё, что вы с барином говорили сегодня вечером. Я хочу постараться снасти моего мальчика! Господь да благословит вас и да наградит за всю вашу доброту!
Быстро сложив и надписав это письмецо, она подошла к комоду, собрала и связала в узелок платье и белье малютки; узелок этот она крепко обвязала вокруг своей тальи. И даже в эту страшную минуту она не забыла сунуть в узелок две – три его любимых игрушечки, оставив ярко раскрашенного попугая, чтобы позабавить его, когда он проснется. Не скоро удалось разбудить заспавшегося ребенка, но, наконец, он сел и принялся играть с птичкой, пока мать его напевала шляпку и платок.
– Куда ты идешь, мама? – спросил он, когда она подошла к кровати с его маленьким пальтецом и шапочкой.
Мать нагнулась над ним и серьезно посмотрела ему прямо в глаза; ребенок сразу понял, что случилось что-то необыкновенное.
– Тише, Гарри, – сказала она, – не говори так громко, а то нас услышат. Приходил злой человек, он хочет отнять маленького Гарри от мамы и увезти его далеко, далеко, но мама не даст ему, она наденет своему мальчику пальтецо и шапочку и убежит с ним так, что злой человек не догонит их.
Говоря эти слова, она одела ребенка, взяла его на руки, шепнула ему, чтобы он сидел тихонько и, отворив дверь своей комнаты, которая вела на веранду, бесшумно выскользнула из дома.
Ночь была ясная, морозная, звездная. Мать плотно закутала ребенка своею шалью, а маленький Гарри совсем притих и в смутном страхе обвивал ручками её шею.
Старый Бруно, большой Ньюфаундленд, который спал у ворот, встал с легким ворчаньем при её приближении. Она тихонько назвала его по имени и пес, её старый любимец и товарищ её детских игр, замахал хвостом, и готовился следовать за ней, хотя, очевидно, не мог решить в своей глупой собачьей голове, что означает такая странная ночная прогулка. Его, вероятно, тревожили мысли о неосторожности и неприличии такого поступка, так как он часто останавливался, задумчиво поглядывал то на продолжавшую двигаться вперед Элизу, то на дом, но затем, точно, будто успокоив себя размышлением, снова
