Стало считаться весьма престижным, если компания доставляла товары в контейнерах Чандлера-Пауэлла, если подарки были упакованы в коробки с характерным колофоном «Ч-П». Герберт отыскивал и всячески продвигал новых молодых дизайнеров, и некоторые из его коробок, произведенные в ограниченных количествах, стали коллекционными. Его фирма не нуждалась в рекламе: достаточно было тех предметов, что она производила. Когда Герберту исполнилось шестьдесят пять, а Джорджу – десять, дед продал фирму самому крупному своему конкуренту и ушел от дел с заработанными миллионами. Это он оплачивал дорогостоящее обучение Джорджа, помогал ему, когда он учился в Оксфорде, ничего не требуя взамен, кроме общества собственного внука во время каникул – школьных или студенческих, а потом – трех-четырех визитов в год. Джордж никогда не считал эти требования навязчивыми. Во время пеших прогулок или автомобильных поездок с дедом он прислушивался к голосу старика, рассказывавшего ему множество историй о своем полном лишений детстве, о коммерческих успехах, о студенческих годах в Оксфорде. До того как сам Джордж поступил в Оксфорд, его дед гораздо более тщательно выбирал слова и темы. Теперь навсегда запомнившийся Джорджу голос деда, сильный и властный, прорывался сквозь высокие трепетные звуки прекрасной музыки скрипок.
«Понимаешь, я ведь учился в классической школе, пришел в университет на стипендию графства. Тебе это трудно понять. Сейчас все может быть по-другому, хотя я сомневаюсь. Во всяком случае, не настолько уж по-другому. Надо мной не смеялись, не презирали меня, не стремились показать, что я не такой, как все. Просто я был другой. Я никогда не чувствовал себя там на своем месте, и, разумеется, так оно и было на самом деле. С самого начала я понимал, что не имею права там находиться, что даже воздух над квадратной лужайкой во дворе колледжа отвергает меня. Конечно, не один я ощущал такое. Были ребята даже не из классических школ, но из захудалых, непрестижных частных, чьи названия они избегали упоминать. Я это видел. Они были из тех, кто жаждал проникнуть в круг золотой молодежи из привилегированного высшего класса. Я, бывало, представлял себе, как они, используя свои мозги и таланты, пробивают себе доступ на академические званые обеды на Кабаньем холме, как выступают в роли придворных шутов на вечеринках в выходные дни, читая собственные трогательные стихи, демонстрируя свой ум и юмор, чтобы заработать приглашение. У меня не было никаких талантов, кроме умственных способностей. Всех этих ребят я презирал, но я знал, к чему все они относятся с уважением – все до одного. Деньги, мой мальчик, вот что имело значение. Происхождение было важно, но происхождение плюс деньги – гораздо лучше. И я заработал деньги. Они все достанутся тебе, мой мальчик, – то, что от них останется после того, как ненасытное правительство заберет свою добычу. Воспользуйся ими с толком». У Герберта было хобби: он любил посещать старинные помещичьи дома и замки, открытые для публики, добираясь до них на машине тщательно
