систры, но она скрыла волнение за лёгкой улыбкой. – Ожерелье для жрицы Амона? Или кольцо для знатной дамы, что жаждет милости своего господина?
Хапи покачал головой, его пальцы, дрожащие не от старости, а от благоговения, развернули свёрток. Лайла встала, её стройная фигура, обтянутая простым платьем, шагнула к нему, и она заглянула через плечо отца. На папирусе проступил набросок: маска, строгая и изящная, с линиями, изогнутыми, как крылья Гора, парящего над землёй смертных. Подпись, выведенная чернилами, гласила: «Для погребения военачальника Сенмута, да пребудет он в полях Иалу».
– Погребальная маска, – выдохнула Лайла, и её голос задрожал от трепета, как листья пальмы под ветром Хатор. – Для Сенмута? Того, чья храбрость сломила нубийцев у южных врат?
– Да, дочка, – кивнул Хапи, но в его глазах, мутных, как воды Нила в половодье, мелькнула тень тревоги. – Три луны назад он вернулся с победой, и ныне его душа готовится к царству Осириса. Фараон желает, чтобы маска была достойна его славы. И… – он замялся, словно слова жгли ему горло, – эскиз нужен завтра. Они ждут его во дворце.
Лайла замерла, её сердце заколотилось, как барабан перед битвой жрецов с тенями Апопа. Дворец? Её руки, пахнущие углём и металлом, её платье, запылённое трудом, – и вдруг зов из золотых чертогов фараона? Это было как сон, что приходит под звёздами, но в глубине души зажёгся огонёк – тот, что грел её в ночи, когда она рисовала, пока Фивы спали под взглядом Нут.
– Из дворца… – прошептала она, её пальцы сжали край стола. – И что же ты задумал, отец? Ты понесёшь им эскиз? Ты мастер, твой дар известен от Нила до пустынь.
Хапи отвёл взгляд, устремив его к статуэтке Тота, что стояла в углу, её ибисовая голова чернела в свете факелов, словно храня тайны богов.
– Нет, Лайла, – сказал он тихо, голос его был как шорох песка. – Это твоя ноша. Они просили эскиз из твоих рук. Завтра ты пойдёшь во дворец – таков их приказ.
Она застыла, дыхание её сбилось, как ветер, пойманный в узких улочках ремесленного квартала. Дворец? Её, дочь ювелира, чья жизнь текла среди глиняных стен и запаха плавящегося золота, зовут к трону? Это было немыслимо, как если бы Нил потёк вспять. Но в груди вспыхнул жар – тот, что заставлял её резец танцевать по папирусу, когда отец спал, утомлённый дневным трудом. Может, это её путь? Или тень, что шептала о ловушках: «Дворец – лабиринт, где смельчаки исчезают, как звёзды перед Ра»?
– Я не хочу отпускать тебя, – добавил Хапи, его голос стал глуше, как эхо в гробнице. Он сжал её руку, его шрамы коснулись её кожи. – Наше место здесь, среди песка и молотов. Но заказ из дворца… его не отвергнешь, не прогневив богов.
Лайла посмотрела на набросок маски. Линии манили её, живые, словно шептались с тенями факелов. Она видела, как золото обовьёт лицо воина, как лазурит воссияет в его глазах, устремлённых в вечность. И вдруг поняла: это не просто работа. Это зов – испытание, брошенное ей судьбой и богами.
– Я
